Сына видеть не хотелось.
Ее единственный крах. Хуже дефолта и перестройки, из тех-то она вылезла. А вот сын…
Обидно до слез, но ведь частая картина, когда у детей только что птичьего молока нет — и мозгов. А вот богатые родители есть.
Чадушко привыкло к безнаказанности, оно просто не понимает, что можно жить месяц на три тысячи, можно подкладывать прокладки в дырявые сапоги и лопать одну овсянку, лишь бы пробиться… Что самое печальное — не ради тупого накопления капитала. Если спросить любого, кто пашет на износ в бизнесе, то, скорее всего, ответ будет «чтобы мои дети жили лучше меня».
Вот дети и живут — растениями. Лучше родителей, кто б спорил. Но — им и в голову не придет, что бриллиантовое колье не показатель качества жизни, а сороковая шубка или тачка — это в общем-то глупо.
Сонечка смотрела с сочувствием. Она все это тоже понимала — и что самое приятное, не было в ней этакой бабской зависти. Вообще не было. У нее-то и дети и внуки получились отличные.
Как же много мы упускаем…
Так люди ведь, люди, не боги!
* * *
А следующим вечером за Софьей пришли. Точнее, за Сонечкой.
Софья дружески попрощалась с соседкой, позволила подхватить себя под локоток, закутать в тяжеленую шубу (между прочим, норка и качественная, не из кусочков — не жирно ли?), осторожно спустить вниз и усадить в здоровущий лексус одной из последних моделей. Точнее Софья не разбиралась, просто знала, что вроде такая форма фар — она из новых.
Не дороговат ли розыгрыш получается для сатанистов?
На такие бабки можно церковь построить.
Да и вообще — из осторожных расспросов становилось ясно, что денег у Сонечки шиш да маленько. Зачем крутить ее в такой комбинации? Дядюшка-миллиардер в Штатах откинулся и внучке пару триллионов оставил?
Простите — бред. Это в детективах хорошо, а в реальной жизни никак не катит. На большие деньги всегда есть наследники поближе.
Софья откинулась на подушки лексуса и прищуренными (контактные линзы — гадость!) глазами смотрела в окно.
Сопровождающие молчали, она тоже молчала. Шестерок она узнавала сразу — сказался нелегкий жизненный опыт, а стало быть, и говорить с ними не о чем. Только очки потеряешь. Вот к хозяину привезут — там и побазарим за жизнь, там и перетрем…
Впервые Софья удивленно вскинула брови, когда они остановились перед Залучинской[2] церковью.
Залучиинская церковь была единственной, в которую Софья ходила, хотя и очень редко, примерно раз в полгода. Единственная, на ремонт которой она перечисляла деньги, а то делала и проще, направляя туда бригады рабочих на недельку-другую с ведома местного батюшки.