— Не важно, — бросил он.
— Почему?
— Потому что неважно. Хорошо, что не говорят, будто я сижу у жены на шее.
— Но я не говорила никому...
— Надеюсь. Просто считают, что такая чудовищная работоспособность, как у меня, невозможна... Но я тоже нашел, что ответить.
— Что ты им сказал?
— Мне дорого обходится жена. У нее хороший вкус и еще больший аппетит. — Он засмеялся. — Питерские решили, что ты толстушка, а я не хочу, чтобы ты потеряла в весе.
Лиза почувствовала, как кровь прилила к щекам, и отвернулась к мойке, в которой стояла посуда. Она не любила включать посудомоечную машину среди ночи.
Так вот почему он такой напряженный? Если бы это произошло в другой раз, а не сегодня, Лиза заставила бы его посмеяться над подобными глупостями. Но сейчас не хотелось. Она вцепилась в кран с горячей водой, и та, раскаленная, хлестнула по пальцам. Лиза отдернула руку, охнула и сунула ее под холодную воду.
Славик, не обращая внимания на жену, листал текст.
Сквозь шум воды до нее донесся его вопль.
— Нет, это невозможно! Это какая-то чепуха! Ты меня хочешь подставить! — кричал он.
Лиза обернулась. Обычно светлое лицо мужа побагровело.
— Ты что? Что ты тут написала? Сладкая соленая рыба! Ха-ха-ха! Что за чушь! Я жил в Японии, а ты была там каких-то три дня! Ты воображаешь, что все знаешь лучше меня! У тебя в голове помутилось от безделья...
— Не кричи, сейчас ночь, — сказала Лиза, чувствуя, как тело деревенеет. — Все спят.
— Да мне плевать, что они делают! Я хочу знать, что делаешь ты! — Он потрясал листами бумаги, будто держал большой японский веер. Лиза чуть не засмеялась, хотя внутри все дрожало. Он сейчас им прикроется?
Она стояла и смотрела на Славика. Внезапно ей стало жаль его. Лиза понимала, причина не в ней и не в этой чертовой сладкой соленой рыбе. Он слишком нагрузил себя работой, а у него мало энергии от природы. Она это чувствовала. Ей хотелось подойти к нему и обнять. Но сейчас это было невозможно.
Славик швырнул листы на стол, некоторые соскользнули на пол. Он наступил на них, рвал те, что белели на столе. Сперва пополам, потом еще пополам и на мелкие кусочки. Он сворачивает их, как тонко раскатанный пласт теста для собы, вдруг пришло в голову Лизе. Точно так, как она только что рассказала.
— Сладкая... соленая... рыба...
Он развеял мелкие кусочки по кухне, и те, словно печальный снег, засыпали красный кухонный коврик, который едва алел под россыпью белых клочков бумаги с бледными буквами, словно на него накапала кровь. Она даже заметила на одном клочке номер главы, выделенный черным: «21». Очко?