— Ничего. Заведующим фермой мы тебя назначаем с завтрашнего дня, с завтрашнего дня и покончишь с религией. Только ты должен дать нам в этом расписку.
— В чем?
— Что с богом покончишь.
Поллык-ага обернулся к Анкару и вопросительно взглянул на него:
— Как, Анкар, соглашаться?
— Смотри, Поллык, дело серьезное. Подумать надо.
— Товарищ Сазак, — помолчав, тихо вымолвил Поллык-ага, — а что, если я напишу расписку, когда грамоте научусь? Пойдет?
Правление согласилось, и старейшего чабана Поллыка-ага назначили заведующим фермой.
— Серьезное обещание ты дал, Поллык, — сказал ему Анкар-ага, когда они вышли на улицу.
Поллык усмехнулся:
— Пока я грамоте научусь, много воды утечет; может, и забудут про расписку.
Анкар-ага засмеялся.
Первые караваны уже ушли. Скоро верблюдов пригонят обратно — забрать остальных людей.
Анкар-ага, назначенный бригадиром стригалей, и тетя Дурсун уехали с первым караваном. В кибитке остались Кейик и Кейкер, они прибудут на пастбище с последней группой.
В селе пусто. По вечерам такая тишина, что прямо тоска берет; темно, луна всходит поздно, из кибитки вылезать не хочется. За дровами Кейик и Кейкер вышли вместе — смелостью-то ни одна не отличалась. Кейик осталась у двери, а Кейкер пошла к куче саксаула. Вдруг послышался шорох. Кейкер выронила колотые сучья и бросилась к кибитке. Оказалось, это Бибигюль пришла их навестить.
— Ого, кажется, голодные сидите? — спросила она, заглянув в пустой котел.
Кейик и Кейкер молчали. Кейкер сняла со стены кусок бараньей грудинки, достала несколько головок лука и положила перед старшей невесткой.
— Знаешь, Бибигюль, — сказала Кейик, ласково обнимая ее, — у нас есть немножко рису и хлопковое масло осталось, сделай плов, а?
— Ишь какие хитрые — плов им свари! А ты будешь бездельничать?
— А я сыграю вам на дутаре! — И, ничего больше не объясняя, Кейик сняла со стены дутар и, как настоящий бахши, начала настраивать его. Бибигюль сидела возле большой миски, резала баранину и во все глаза глядела на Кейик: не было еще такого — женщина и дутар.
Сначала пальцы Кейик прыгали по струнам неуверен но, как тележка по неровной дороге, потом она освоилась, осмелела, и вдруг в кибитке зазвучала знакомая мелодия: «Аркач остался, моя Айна…»
Кончив играть, Кейик положила дутар и взглянула на Бибигюль полными слез глазами.
— Не хочу, чтоб его дутар молчал! Буду играть иногда. Может, услышит…
Бибигюль промолчала. Она думала о том, как разгневается свекор, когда узнает, что молодая невестка играет на дутаре. И заранее жалела Кейик. И радовалась, что живет теперь отдельно от свекра и он не следит уже за каждым ее шагом.