– Нет, – не согласился Шурик, – лучше тебе сначала плечи намазать.
– Чем?
– Да хотя бы сливочным маслом. Говорят, тоже помогает. От утренних бутербродов осталось. – И он достал из холодильника ополовиненную пачку масла.
– Нет, нога важнее! – не согласилась Аня.
– Да она у меня уже почти и не болит, – сказал Шурик.
– Это сейчас не болит, а потом знаешь как распухнет! Я знаю, что это такое! У меня зимой тоже вывих был! На лыжах каталась и упала. Чуть ли не три недели в школу не ходила. Ты-то, конечно, не помнишь…
– Почему не помню? Я все про тебя помню.
– В каком смысле? – не поняла его Аня.
– В таком. Я все про тебя помню, потому что… в общем… ты мне очень нравишься…
– Брось… – передернула плечами Кашуба. – Никогда не замечала. Шутишь, да? Очень глупо с твоей стороны!
– Что ты могла замечать, если только на Соленко и смотришь!
Аня все еще очень недоверчиво поглядывала на него из-под густо накрашенных ресниц.
– А хочешь, я тебе докажу? – предложил Шурик.
– Ну… давай… доказывай… – не очень уверенно согласилась Аня.
– Пожалуйста! – И Лихачев, совершенно не хромая, прошелся по кухне.
– И что это значит?
– Это значит, что у меня нет никакого вывиха!
– Как это? Я же сама видела, как ты упал и как нога вывернулась…
– Ловкость рук… вернее, ног! – рассмеялся Шурик. – Только и всего!
Аня растерянно молчала, забыв про свои огнем горящие плечи.
– Ну что ты на меня смотришь с таким испугом, будто я какой-нибудь преступник?
– Ты мошенник… – отозвалась Аня. – А может, и преступник… вместе со своими исчезнувшими братьями-сестрами… Не знаю…
– Разве преступление быть влюбленным в Аню Кашубу? – спросил ее Шурик. – Мне очень хотелось сказать тебе о своих чувствах. А как скажешь, если около тебя вечно ошивается Соленко. Вот я и придумал, как мне остаться с тобой наедине. Импровизация!
– Ну… сказал ты мне… и что?
– Ничего. Может быть, ты теперь посмотришь на меня по-другому.
– Как?
– Не знаю, как-нибудь… Может, сравнишь с Володькой и поймешь, что…
– Что?
– Что я… не хуже…
– Ты не хуже, но…
– Вот только не надо мне рассказывать, как вы с Соленко поклялись в вечной любви до гроба, – усмехнулся Шурик.
Аня вздрогнула, потому что они с Володей после выпускного вечера именно это и сделали.
– Почему это не надо? – с вызовом спросила она.
– Потому что все можно еще переиграть… если, конечно, захотеть…
– А если я не захочу?
– А ты так уж сразу-то не отказывайся. Ты подумай…
Лихачев сдернул с ее плеч рубашку Соленко и, не спрашивая разрешения, принялся смазывать их маслом. Аня стояла перед ним ни жива ни мертва и никак не могла понять, что ей лучше всего сделать. Плечи болели, но Шурик касался их так осторожно и ласково, что вырываться из его рук ей не хотелось. Шурик будто понял это и неожиданно поцеловал девушку в еще не намазанное плечо. Тут уж Аня не выдержала и залепила ему такую звонкую оплеуху, какую только смогла. Лихачев выронил масло и схватился рукой за щеку, которая сразу запылала не хуже Аниных плеч.