– Да уж знаю, – вздохнула она.
– Сильно переживаешь?
– Ну... в общем-то... переживаю. Он из-за меня... Серьги, наверно, можно починить...
– Ты и это знаешь? – Витя привалился к стене и исподлобья изучающе рассматривал Яну.
– Да. Он у меня дома их сломал. Я, кстати, вчера два отскочивших камешка нашла. Могу хоть сейчас сбегать за ними. Хочешь? – Яна рванулась к выходу, но ее остановил насмешливый голос Шереметьева:
– Я смотрю, ты за него в огонь и в воду готова!
– Дело не в этом, Витя, – повернула к нему бледное лицо Яна. – Ты не про то думаешь! Он это сделал по дурости, а его милиционер увел, как какого-нибудь уголовника. Ты же можешь заступиться! А я денег на ремонт серег могу дать.
– Миллионерша, значит?
– Не надо смеяться. Правда, у меня всего-то пятьсот рублей...
– И ты готова за Кольку Брыкуна отдать все свои сбережения? – Яркие карие глаза Шереметьева презрительно сузились. – Какая любовь! Какая самоотверженность! Прямо как в романе!
– Витя, ты не то говоришь!
– То я говорю, то! Твой Брыкун – малолетний вор. Самый настоящий уголовник!
– Нет! Он же вернул серьги!
– А кольцо?
– А что кольцо? – Яна почувствовала, как у нее ослабели ноги.
– Кольцо-то не вернул!
– Он говорил, что кольцо не брал! – выкрикнула Яна.
– И ты ему веришь?
– Верю!
– Ну и очень зря! – Шереметьев отвернулся от Кузнецовой, чтобы идти в класс, но она так и не выпустила из рук его джемпер.
– Витя, откуда известно, что кольцо взял Брыкун?
– Странно, ты все знаешь, а об этом почему-то не догадываешься!
– Настя сказала?
– Вот именно, Настя сказала.
– Но почему же она... Мне показалось, что она в Кольку влюблена...
– А пошли вы все с вашими любовями знаешь, куда! – зло вырвался из ее рук Шереметьев.
– Витя, можно тебя на минуточку?
Яна услышала за спиной сладкий голосок Широковой и резко обернулась. Перед ней действительно стояла Юлька, фантастически красиво накрашенная и в новом кожаном пиджачке.
– Некогда мне, – бросил ей Шереметьев небрежно, несмотря на такую ее феерическую красоту, и скрылся за дверями кабинета химии.
Яна с торжеством посмотрела на расфуфыренную Широкову, но та, казалось, ничуть не огорчилась.
– По-моему, тебя с твоей любовью только что послали подальше, – пропела она и небрежным жестом поправила жестко налакированную челку.
Яна задохнулась от возмущения и ненависти, но сразу не нашла, что ответить, и Юлька продолжила:
– И не вздумай стоять на моем пути!
– Юль, а как же твоя старая любовь – Серега Николаев? – Яна постаралась вложить в этот вопрос как можно больше яда и презрения.
– Все течет, все изменяется, – глубокомысленно изрекла Широкова. – Нравился Николаев, нравился, а потом вдруг раз – и разонравился. И тебя, Кузнецова, это совершенно не касается! Тебе стоит усвоить другое, а именно: я за Шереметьева готова выдрать тебе все твои золотые волосы!