Знание-сила, 2001 № 08 (890) (Журнал «Знание-сила») - страница 68
На том бы истории этой и закруглиться, да разошлась вскоре молва по Московии, что Соломония беременна и вот-вот родит. Шептались, что великий князь послал в монастырь бояр проверить слухи. Доподлинно не ясно, родила ли в монастыре Соломония, или мужа таким способом приворожить пыталась – был ли мальчик, история утаила. В любом случае, родившегося якобы сына Георгия (в русских преданиях известного по имени Кудеяр) Соломония никому не показывала, ибо недостойны глаза врагов ее были дитя царское видеть. Много лет спустя поговаривали, что – когда настал Соломонии час уходить в лучший мир – пожелала вельможная черница, чтобы в фоб рядом с нею положили куклу в богато украшенной детской рубашечке. …А народ о Кудеяре песню сложил, якобы стал он спустя годы «разбойничком», и песню про него всем сердцем прочувствовал певший ее величайший бас России – Федор Шаляпин…
Правда или нет, то – неведомо, но та же молва шелестела по всей Московии о том, что окаянного супруга своего Соломония перед смертью прокляла, а заодно наговорила она на воду да на пепел, чтобы не было счастья ни ему, ни его новым избранницам. Один из первых наших историков, князь Михаил Щербатов рассуждал о заточении Соломонии так: «… Государство было тогда токмо вид… По крайней мере, скорое вступление во второй брак Великого князя Василия подает сумнение, не было ли тут – окроме причины бездетствия – какого и пристрастия: в ноябре Великий князь постриг свою супругу, а тоя же зимы, что я мню быть в генваре месяце, женился на другой…».
На Руси, как водится, проклятья, из сердца разорванного идущие, к обидчикам липнут и по полному кругу сбываются. Вторая жена была выбрана Московским правителем, как о том сообщил автор общерусской летописи, и впрямь исключительно по любви: «красоты лица ее ради и благообразия возраста». Ею стала племянница могущественного литовского магната Михаила Львовича Глинского княжна Елена Глинская (1508-1538), предки которой особой знатностью не отличались. Поэтому любовь любовью, а в выборе Василия опять не обошлось и без политики: уж больно заманчиво было породниться Московии с задиристым соседом – Литвой.
О юности красавицы племянницы знатного Михаила Глинского известно не так уж много, однако все историки сходятся водном: литвинка молодая воспитанием и образованием от всех прочих московских девиц изрядно отличалась – те издревле на Руси были в терема заточены, там Богу молились, поднизи плели, песни пели, а то и спивались, и «в прелесть» от жизни такой непроглядной впадали. Княжна Елена по временам тем дремучим была сущая «эмансипэ»: свое суждение имела, на бояр смотрела прямо, глаз не прятала, а влюбленного в нее Великого князя бритву на бороду возложить заставила – по московским нравам дело вообше греховное.