— Очень приятно видеть, что он был здоров, несмотря на свою величину, — сказал Редвуд, когда шаги кузины Джен замолкли вдали.
Затем, без всякого предложения со стороны Бенсингтона, он уселся поудобнее перед камином и признался в таком деянии, которое даже для неученого человека было бы непозволительным или, во всяком случае, неосторожным.
— Вы, может быть, подумаете, что с моей стороны было безрассудно, Бенсингтон, — сказал он, — но дело в том, что я рискнул положить немножко… правда, очень немножко… нашего порошка в соску моего бэби… с неделю назад…
— Как же вы решились!? — удивился Бенсингтон.
— Знаю, сам знаю, — прервал его Редвуд и, взглянув на цыпленка, прибавил: — Ну, теперь беспокоиться нечего.
А затем полез в карман за папиросами, но, помолчав немного, решился рассказать подробности.
— Бедняжка, видите ли, не прибавлял в весе… ну, я, конечно, очень беспокоился… а тут этот Уинклс… бывший мой ученик, вы ведь его знаете. Пронырливый малый. Миссис Редвуд верит в него, как в Бога… а мне, разумеется, не верит… меня ив детскую-то не пускают… Надо же было что-нибудь делать… Я пробрался, когда нянька завтракала, да и всыпал немножко…
— Ничего. Он только лучше расти будет, — успокоил его Бенсингтон.
— Да он и растет. Двадцать семь унций прибавил за последнюю неделю… А послушали бы вы Уинклса: «Это, — говорит, — от хорошего ухода».
— Вот и Скиннер то же говорит о цыплятах. Редвуд опять поглядел на цыпленка.
— Трудно было продолжать кормление, — сказал он. — Не пускают меня одного в детскую… с тех пор, как попробовал записывать кривые роста Джорджина, помните? Как я теперь дам ему вторую дозу, уж не знаю.
— А нужно?
— Да, вот второй день кричит… Видно, мало ему обыкновенной пищи.
— Так вы бы сказали Уинклсу.
— Черт бы побрал Уинклса! — воскликнул Редвуд.
— Сходите к нему домой, да и попросите дать порошка ребенку.
— Придется, должно быть, — отвечал Редвуд, задумчиво глядя в огонь.
Бенсингтон подошел к цыпленку и погладил его.
— А ведь чудовищной величины будет, — сказал он.
— С лошадь?
— Пожалуй, больше.
— Да, Редвуд, — продолжал Бенсингтон, подходя к камину, — наши цыплята наделают много шума.
Редвуд кивнул головой.
— И мальчик тоже, клянусь Юпитером! — прибавил Бенсингтон, блестя очками.
— Я тоже так думаю, — подтвердил Редвуд.
Затем он бросил недокуренную папиросу в огонь, развалился в кресле, засунул руки в карманы панталон и продолжал:
— Я только что об этом думал. Гераклеофорбия — удивительное вещество. Как быстро вырос этот цыпленок!
— Так же быстро станет расти и ваш мальчик, — добавил Бенсингтон, смотря на цыпленка. — Ну, уж и велик же будет, я думаю!