— Господи, как будет прекрасно, когда мы найдем идиллическое местечко, где сможем остановиться! — воскликнула Аннунген. — Но сперва мы должны насладиться Барселоной!
Следующий час нас возили и пичкали уникальными туристскими достопримечательностями Барселоны. Собор Ла Саграда Фамилия, незаконченный шедевр Гауди, начатый в 1884 году и до сих пор не достроенный. Этот игривый великан произвел непередаваемое впечатление даже на писателя с начинающимся насморком. Весь изрезанный и украшенный не одним, но множеством рогов изобилия, дарящих все новые и новые детали, фигуры, формы и выступы. Это было жилище для карабкающихся ангелов, чертей и фантастических пресмыкающихся. Мы обошли его кругом, полагая, что осмотрели фасад, но, когда мы обошли его во второй раз, все оказалось другим, поразительно новым. Большой подъемный кран возвышался красным крестом на фоне неба и был современным комментарием к главному творению Гауди.
— Эта церковь выглядит, как игрушка, я таких еще не видела! — воскликнула Фрида. — Но страшно дорогая игрушка!
— Да, чего тут только нет! — согласилась я.
— Вовсе не обязательно, чтобы все церкви выглядели, как саркофаги, поставленные торчком, — сказала Аннунген. — По-моему, этот собор сделан специально для того, чтобы радовать людей.
Я заметила, что я с ней согласна. И снова должна была признаться, что эта Аннунген мне нравится. Я даже привыкла к тому, что она часто выражает свои мысли умнее, чем Фрида. Пожалуй, стоило бы записать некоторые ее высказывания, но это выглядело бы нарочито. Не исключено, что она спросила бы меня, что я пишу. И пока бы я придумывала, что ей ответить, ход моих мыслей был бы нарушен.
Обычное дело. Жизнь часто служит одновременно и вдохновением и помехой. Порой действительность мешает или ее невозможно выразить. Вместо того, чтобы оплодотворить мое творчество, эта поездка становилась помехой. Словно жизнь и творчество были двумя силами, которые вели друг с другом партизанскую войну. Ничто до такой степени не отгораживало меня от жизни, как мысли и творчество, и ничто не вторгалось в творчество сильнее, чем жизнь.
— Сколько здесь сказочных завитушек! — сказала я, и сама услышала, как глупо это звучит. Я обошла вокруг собора, наблюдая за движущейся многоголовой толпой, такой же восхищенной, как мы. Головы у всех были задраны вверх. И я с тоской вспомнила свою комнату в Осло, похожую на тюремную камеру, где мой покой изредка нарушал только Франк.
Когда мы проходили мимо газетного киоска и Аннунген увидала заголовок статьи о предстоящем сегодня вечером матче, она сказала, немного волнуясь: