– А к чему им потребовалось заманивать ее в Китай?
– Там-то, черт побери, Стив, и собрались полчища этой саранчи. Что дало возможность показать очень хорошенькую китаяночку, забыл, как ее зовут, ты ее знаешь, она играет во всех картинах, где требуются китаянки. Оказалось, что она бывшая приятельница героя, учительница в католической миссии, на которую саранча нападает почти в самом конце картины. И съедает священника.
– Что? Съедает священника?!
– Да, – подтвердил Хейз.
– Ну и картина!
– Его, правда, изъеденным не показали. Но он был весь облеплен саранчой, которая что-то жевала.
– Ужас! – отозвался Карелла.
– Да, – опять подтвердил Хейз. – Зато было несколько приятных кадров крупным планом.
– Какой именно из девушек?
– Еще одной. Я о ней не рассказывал. Как ее зовут, я тоже не помню.
– А героя?
– Его часто можно видеть по телевизору. Тоже не помню, как его зовут, – Хейз помолчал. – По правде говоря, главным героем картины была саранча.
– Да, – согласился Карелла.
– Да. Там была одна сцена, в которой участвовало, наверное, восемь миллионов саранчи. Они заняли весь экран. Интересно, как им удалось снять такую сцену?
– Наверное, нашли дрессировщика для саранчи, – предположил Карелла.
– Вполне возможно.
– Я один раз видел картину под названием «Муравьи», сказал Карелла.
– Хорошую?
– Вполне. Похожа на твою «Саранчу», только в ней не было девушки, несущей клетку со сверчками.
– Не было?
– Нет. Там была девушка, но она была репортером из газеты и занималась расследованием взрыва атомного реактора в каком-то месте. Из-за этого взрыва муравьи сделались гигантскими.
– Больше, чем обычные муравьи?
– Вот именно.
– А здесь саранча была обычного размера. И никаких разговоров про атомные реакторы.
– А там были гигантские муравьи, – повторил Карелла.
– Картина называлась «Муравьи»?
– Да. «Муравьи».
– А эта «Саранча», – сказал Хейз.
– "Саранча"?
– Ага.
Молча они въехали в центр города. Накануне Энтони Лассер сказал им, что «Счастливые ребята» имеют обыкновение проводить свои встречи в пустующей лавке на Ист-Бонд, но адреса вспомнить не мог. Они медленно ехали по улице в поисках лавки, над которой, как им тоже было сказано, вывески нет. В середине Трехсотого квартала они обнаружили нечто похожее на пустующую лавку с окнами, забранными занавесками, и входной дверью из зеркального стекла. Карелла запарковал машину на другой стороне улицы, опустил предохраняющий от солнечного света козырек, к которому было прикреплено рукописное объявление, уведомляющее полицию Нью-Эссекса, что на этой старой развалине прибыл по служебному вызову городской детектив, и затем вместе с Хейзом они направились к заинтересовавшему их объекту.