— Но все это дело десятое, — сказал он, — Все, кроме нас с тобой. Между нами должна быть ясность. Полная ясность. Больше ничего. Чарли.
Внутренний голос подсказывал ей, что он говорит правду, — но за его словами лежит еще другая, скрытая правда. То, чего он не договаривал.
— Поднимись ко мне, — сказал он, — и мы здесь все обсудим.
Это был своего рода гипноз. И отчасти телепатия. Она ведь догадывалась о той, скрытой правде, однако ноги сами несли ее к лестнице, что вела на сеновал. Нет, не о каких-то там обсуждениях он ей сейчас говорил. Он говорил о том, что надо разом со всем покончить. С сомнениями, горечью, страхом… с искушением зажигать костры один другого больше, пока не случится непоправимое. При всем безумии, при всей своей извращенности, слова этого человека убеждали ее в том, что он ей предан, предан как никто. И… да, это правда, в глубине души она желала этого. Желала конца и освобождения.
И поэтому она шла к лестнице и уже взялась за перекладину, когда раздался голос отца.
* 11 *
— Чарли? — позвал он, и чары разрушились.
Она выпустила перекладину; внезапно все увиделось с ужасающей ясностью. Она повернулась: отец стоял в проеме. Первая мысль
(как ты потолстел, папа!)
пронеслась в мозгу так быстро, что она не успела отдать себе в этом отчет. Толстый, худой — какая разница, она узнала бы его с закрытыми глазами; любовь к нему брызнула живой водой — и вмиг рассеялись чары Рэйнберда, точно колдовской туман. И стало яснее ясного: что бы ни значил Джон для нее, для ее отца он означал одно — смерть.
— Папочка, — закричала она. — Не входи сюда!
Гримаса досады исказила лицо Рэйнберда. Пистолет, только что лежавший на коленях, уже был нацелен — в силуэт, возникший в дверном проеме.
— Боюсь, что уже поздно, — сказал он.
Рядом с отцом стоял мужчина. «Это тот, кого называют Кэпом», — подумала она. Он стоял неподвижно, плечи опущены, точно перебиты кости.
— Войдите, — велел Рэйнберд, и Энди вошел. — Остановитесь.
Энди остановился. Кэп, держась чуть сзади, также продвинулся вперед, словно был на привязи. Глаза Кэпа с беспокойством обшаривали темные углы.
— Я знаю, что ты можешь это сделать. — Голос Рэйнберда зазвучал непринужденно, почти насмешливо. — И твой отец, кстати, тоже кое-что может. Но учтите, мистер Макги… Энди. Могу я звать вас Энди?
— Как вам будет угодно, — ответил тот. Голос его был спокоен.
— Так вот, Энди, если вы попытаетесь пустить в ход свои способности, я продержусь ровно столько, сколько нужно, чтобы застрелить вашу дочь. А если ты, Чарли, пустишь в ход свои, — кто знает, чем это кончится.