— М!.. м! Понимаю. Приду, приду.
— Нет, нет, Агния. Это не сейчас. Это потом. Я жду от вас услуги гораздо большей… Вы же знаете мою жизнь. С тех пор ведь у нас гораздо хуже… Вы знаете, Василий Николаевич живет совсем открыто… с той самой… вы помните?
— С Раисой Андреевной. Я их помню. Ах, ах!
Глаза ее суживаются. Она старается уяснить себе будущую роль.
— Да вы садитесь.
Агния садится на кончик бульварной скамьи.
Продолжает, превозмогая слезы:
— А сама я… вы видите? У меня уже больше нет верного человека, Агния. С тех пор, как вы тогда изменили мне… Нет, нет, не говорите.
В лице Агнии застарелая обида.
— Как вам будет угодно.
— Как бы то ни было, я охотно забываю все… Я жду от вас помощи, Агния… и вы можете загладить…
— В этом я не виновата перед вами, барыня. Видит Бог!
Обе они не могут говорить без слез, каждая по разной причине. К тому же, от яркого света ломит глаза, и на морозном воздухе слезы в груди больнее.
— Вы поможете мне, Агния?
Ее глаза опять суживаются. Кончив плакать, она вытирает их платком, аккуратным, беленьким. Девушка любит чистоту. У них обеих так много общего. И как это вышло, что они расстались? Но сейчас это случилось к лучшему.
— Никто не должен знать, Агния, что я встречаюсь с вами на бульваре.
Варвара Михайловна тревожно оглядывается и шепчет:
— Я хочу вам доверить большую тайну… Вы понимаете?
Но это так трудно сказать. Быть может, потому, что сначала надо хорошо решиться?
Полузакрыв глаза, покачивается на скамейке. Старается быстро-быстро пройти от начала до конца весь путь ночных мыслей.
— Вам, барыня, неможется?
Вздыхает широким вздохом.
— Может быть, пора умереть, Агния…
— Что вы, что вы, барыня!
— Да что же в этом удивительного? Уступить место другим или, правильнее сказать, другой… Нет, скажите, милая Агния.
— Христос с вами, барыня!
— Ну да, я говорю вам, Агния. Я никогда не люблю говорить напрасно. Вы, кажется, знаете мой характер? Теперь для меня нет уже выхода.
Закрыв лицо муфтой, она сладостно плачет. Ей так хорошо жаловаться в этот яркий, скрипучий, морозный день, и так сочувственно слетают с ветвей деревьев пушинки мягкого инея, лаская и ободряя.
И присутствие Агнии напомнило что-то дорогое, близкое, утраченное.
— Я уже решила умереть, Агния. Я не буду жить. Или же… или…
Опять черное, удушливое…
— Вам, барыня, теперь нельзя думать о смерти.
— Почему? Ах, это все равно! Мне надоело уже слышать об этом. Ведь это только слова, а помочь никто, никто не хочет или не может. Я не знаю, отчего так. Я брошена. Я одна, давно-давно. Я устала.
Вдруг она решительно взглядывает на девушку. Белый цвет снега кажется еще белее, и черные стволы деревьев сквозными рядами выступают точно в стереоскопе.