— Ну, говори же, оно тебе нравится?
— Да, Флорентина, оно мне нравится.
И он подумал, как приятно было бы покупать ей всякие туалеты — ведь она так любит наряжаться. Он представил себе, как сопровождает ее по магазинам, помогая ей делать покупки. И вдруг осмелился:
— Флорентина, может быть, это покажется тебе странным, но я хотел бы перед отъездом купить тебе в подарок платье, настоящее нарядное платье. Мы его вместе выбрали бы…
Он смущенно запнулся, почти уверенный, что она откажется. Но, к его величайшему удивлению, она крепко сжала его руку. Она была в полном восторге:
— Да, Манюэль, мне будет так приятно!..
Она дала ему подержать сумку и перчатки, пока надевала шляпку — небольшой ток, весь покрытый жесткими листиками и цветочками.
— А шляпа? — спросила она. — Она тебе нравится? Ну!.. — угрожающе закончила она, готовая рассердиться.
Она вынула платок из сумки, которую держал Эманюэль, мельком улыбнулась ему, как бы прося быть терпеливым, и снова начала пудриться перед стенным зеркалом. Он представлял себе, каким смешным выглядит со стороны, — с перчатками и шарфом в руках, с раскрытой сумкой, полной дамских мелочей, в которой она то и дело рылась, но тут же подумал, что позже ему будет приятно вспоминать именно это: как он стоял позади Флорентины, ожидая, чтобы она обернулась и сказала, что готова отправиться дальше.
И снова они пошли бродить по берегу реки. Покидая Сент-Анри, они не решили заранее, как проведут этот день. Флорентина предложила:
— Поднимемся на гору.
Но по дороге она передумала!
— Пойдем к Лашину.
Сначала он думал, что ей, как и ему самому, хочется одновременно быть всюду — ведь отпуск так короток? Но теперь по некоторым случайно оброненным фразам он понял, что она равнодушна к красотам природы и даже вообще ничего не замечает: ни удивительной ясности этого дня, ни лодок и яхт, скользящих по реке, ни очарования островков вдали, почти безлюдных или совсем пустынных и всегда привлекавших его взгляд, — он называл их Флорентине и рассказывал о них. Позднее, уже в середине дня, когда они вышли на аллею в парке Верден, ее занимало только одно — присматриваясь к пестрой шумной толпе гуляющих, она искала среди них знакомые лица.
— Я здесь никого не знаю, — сердито и как бы удивленно сказала она.
Ее раздражал интерес Эманюэля к этому зрелищу, и она нетерпеливо торопила его:
— Здесь не на что смотреть. Уйдем отсюда, Эманюэль.
Когда она опиралась тонкой рукой без перчатки на его локоть, Эманюэль чувствовал в этом прикосновении тревожное желание удержать его и был счастлив. Он забывал в эти минуты, какие усилия приходилось ему делать, чтобы не замечать бестактностей Флорентины и ее невежества, словно он уже старался обмануть инстинкт, который предостерегал его, звал отступить.