Знал князь Гагарин наверняка, что Орловы его в обиду не дадут и наградой он обделён не будет…
Но туркам было уже не до гагаринского брандера. Пожар охватил к этому времени всю Чесменскую бухту. Языки пламени озаряли звёздное небо и, отражаясь, играли в воде кровавыми бликами. Огонь всегда страшен, не случайно турки остолбенели от ужасного зрелища. Ну а затем началась всеобщая паника, остановить которую не могло ничто!
Лейтенант Ильин блистательно выполнил эту задачу: он сошёлся с головным турецким кораблём борт о борт, схватился с ним, зажёг брандер и, отойдя на шлюпке, ещё остановился посмотреть взрыв.
От подожжённого брандером корабля загорелась остававшаяся невредимой наветренная часть неприятельского флота. К трём часам утра пожар стал всеобщим. Турки прекратили всякое сопротивление. Грейг писал: «Легче вообразить, чем описать, ужас, остолбенение и замешательство. Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бухты была покрыта множеством спасавшихся людей, но не много из них спаслось».
Неприятель пал духом окончательно. Ответный огонь его прекратился. На стоявшем ближе всех «Ростиславе» от пышущего жара нельзя было даже повернуть лицо в сторону Чесмы. Люди задыхались. Оставаться на месте было небезопасно, вот-вот могли вспыхнуть паруса.
– Отводи-ка ты, бригадир, корабль назад, – посоветовал Грейгу Спиридов, – а то как бы нам заодно с агарянами не изжариться!
Грейг отдал соответствующую команду. Исполняя её, «Европа» и «Не тронь меня» отбуксировались гребными судами подальше от огня. Впереди теперь оставался лишь «Ростислав». Над кораблём то и дело пролетали полыхающие головешки. Грейг, глядя на это буйство, шептал сухими губами:
– О, теперь я знаю, как выглядит настоящий ад!
В глазах бригадира плясали отблески огня…
В это время капитан Лупандин делал всё возможное, чтобы спасти «Ростислав» от возгорания.
– Ну, заморы, – ободрял он свою команду, – не подкачай!
Матросы перекрепляли паруса, непрерывно поливали из брандспойтов такелаж, окатывали из вёдер борт и палубу. «Ростислав» своей стоянки так и не покинул.
Море кипело от непрерывных взрывов, по бухте гуляли огромные волны, топя шлюпки и людей. Заряженные пушки, накалясь, палили сами, усиливая панику. Пламя и дым давно затмили луну. Огонь, вода и воздух, казалось, слились воедино в стремлении покончить со всем живым.
В находящейся в нескольких десятках милей Смирне земля ходила ходуном, как при землетрясении. И люди в ужасе выбегали на улицу из домов, думая, что настал конец света…
Ещё одно воспоминание очевидца событий: «Горел уже весь флот, насчитывавший около 200 парусов, являя этим страшную и в то же время величественную картину всеобщего ужаса и бедствия. Перо может дать лишь слабое представление об этой поразительной катастрофе. Пламя с ужасающей быстротой разливалось во все стороны, и один за другим взлетали на воздух турецкие корабли вместе с людьми, бегавшими по их палубам и не решавшимся броситься в воду и плыть к берегу. Русские продолжали осыпать пожарище таким дождём бомб, ядер и пуль, что никто не решался прийти на помощь своим гибнущим собратьям. Крики отчаяния, вопли и рыдания побеждённых, и музыка, барабанный бой, и „ура“ на судах Грейга, сливаясь воедино, составляли как бы торжественную погребальную песню умирающей доблести османов… Наша победа была решительная, их поражение – полное».