Богуслав снова поежился. Было не просто зябко, но и чуть-чуть жутковато этим тихим холодным вечером, точнее уже ночью… Тень набежала на лицо Богуслава, он глубоко вздохнув спросил:
— Скажите, доктор, Вы тоже считали, что я женился на Аннусе только из-за расчета, из-за маентков и фальварков моего пана брата?
Штеллер явно смутился.
— Х-м, такие слухи, конечно же, ходили, пан Богуслав, — немец потер указательным пальцем переносицу, — но… я, зная Вас, не верил таким слухам. Ведь панна Анна была молода, умна, красива… Невозможно было не влюбиться.
— Полноте, пан доктор, — нос Богуслава раздраженно сморщился, — не льстите так явно! Анна Мария не была красавицей, не обладала большим умом… Более того, любовниц я тоже получше знавал, но… Но ведь я ее за что-то в самом деле любил! Я пытался ее отпустить от себя и не мог! Я не мог даже с ней объясниться в своих чувствах, как это не раз делал с другими женщинами! Вот как ваша чертова наука все это объяснит? Где ваши научные объяснения тому, что мы любим женщин, которых сами признаем не особо умными, красивыми и искусными любовницами? Но жить без которых miraculose tandem[8] мы тоже не можем!
— Х-м, — Штеллер был явно растерян. Он не знал, что ответить, начав витьевато рассуждать о сложных и порой необъяснимых взаимоотношениях женщин и мужчин. Но Богуслав, похоже, его уже не слушал. Он стоял у окна, глядя свозь стекло на противоположенную стену замка, думая о себе, о стране, о предстоящих выборах короля… «Меня хотят видеть на троне, не меньше, чем Собесского, а даже больше, — думал Богуслав, — нужно ли мне это? Нет. А может все-таки податься в монархи? Только строить не такую сопливую либеральную монархию, как сейчас у Яна Казимира, а такую жесткую, как у Кромвеля в Англии или у Людовика во Франции. Отделить Литву от Польши! Это было бы благом и для нашей шляхты, и для всей страны. Но нужно ли это мне лично? А разве плохо быть королем?…»
Богуслав стоял, упершись лбом в стекло, и думал, думал под аккомпонент что-то бубнящего доктора…
В эту короткую июльскую ночь в не наступившей полной темноте все еще просматривалась противоположная стена замка. Прямо напротив окна кабинета виднелись окна зала собрания. Там кто-то ходил со свечой, ибо два окна мерцали беловатым светом. Богуслав, не придав сему факту особого внимания, — мало ли кто мог ходить там из прислуги — вдруг подумал, что после полуночи прислуга уже спит, а двери зала собраний еще днем были опечатанными. Богуслав это сам видел, прохаживаясь по коридору днем. «Странно. Весьма», — думал Слуцкий князь, наблюдая за свечением в окне, находя его, свечение, куда как более ярким нежели от свечи, и не менее странным, ибо огонь свечи не так бел, как этот. «Наверное, факел, а белый свет — эффект от стекол окна», — подумал Богуслав, собираясь уже вернуться в кресло перед очагом. В этот самый момент в дверь постучали и зашел Ганович.