Я бросился назад, прочь от истоптанного камыша. Надо уходить! Всем уходить, пока еще не поздно!..
Мушкеты исчезли, зато появились лопаты.
Реестровцы копали — быстро, споро, черная мокрая земля летела во все стороны.
Дю Бартас, мрачный, сосредоточенный, смотрел в сторону гатей. Поляки никуда не ушли, они лишь попятились. Выстрелы не пропали даром, а может быть, паны зацные тоже поняли, что случилось на их глазах.
— Это называется шанцы, мой друг, — шевалье кивнул на углублявшиеся на глазах ямы. — Если вы помните, Боплан писал, что черкасы — великие мастера по таким работам.
— Надо уходить! — начал я, но пикардиец покачал головой.
— Сейчас налетит кавалерия. Вы же видите, сколько народу!
Я оглянулся. Черная топь исчезла, превратившись в огромный майдан, заполненный людьми. Но все новые толпы спешили к болоту, спотыкались, падали, снова вставали…
— Возьмите!
В моих руках оказалась знакомая книга без обложки.
— Это, друг мой, залог моего скорого возвращения. А сейчас — спешите! Эти вилланы без вас разбегутся, как бараны без пастуха! Mon Dieu! Да идите же! А если что, синьорине Ружинской… кланяйтесь!
Если? Если — что? Я покачал головой, хотел возразить.
— Ти с ти! — Рука в легкой перчатке тонкой кожи взметнулась, ткнулась в грудь стоявших рядом парней. — Синьора взять! Синьора, э-э-э, волочьить а-ля сукин кот! Бистро! Алле!
Меня схватили за локти, потащили назад, к переправе. Я дернулся, попытался вырваться. Парни не отпускали, держали крепко.
— Идти надо, пан зацный! Идти! Пан пулковник Бартасенко велели!
Возле поваленного, истоптанного камыша я оглянулся. Солнце сверкало на стальной каске. Синьор Огюстен дю Бартас стоял во весь рост, не прячась, не сгибаясь. В воздухе блеснула шпага.
— Держать! Держать, миз анфан, чьерт вас всех разбирай! А ну, пьесня! Пьесня!
Меня вновь потащили вперед. Глухо плеснула вода, ноги ушли вниз, в бездонную пучину, но тут же нащупали что-то твердое, ровное. «…Простираю к Тебе руки мои; душа моя к Тебе — как жаждущая земля…»
— Пьесня! — донеслось сзади. — Ну вы, ли мутон, ли ваш, ли кошон! Пьесня!
Что это? Неужели?
Бурбон, Марсель увидя,
Своим воякам рек:
О, Боже, кто к нам выйдет,
Лишь ступим за порог?
То ли показалось, то ли действительно знакомый куплет пели хором?
Я стиснул в руке томик без обложки. Он вернется! Шевалье обязательно вернется, ведь он обещал!
…Я выбрал хорошую шпагу. Шпагу, способную защитить мне спину. Но мне внезапно захотелось проклясть тот день, когда мне вздумалось напоить похмельного пикардийца терпким мате…
— То идти надо, пане зацный! Да, надо идти…