по бороде, и обозревал хозяйство. Они хорошо поторговали в Городе и везли сейчас
обратно рис, пшеницу и ткани, из которых женщины пошьют одежду, которую снова
можно будет здесь продать.
Он недоуменно посмотрел на вставшую перед ним женщину, скидывающую капюшон,
хотел расхохотаться и гостеприимно спросить, что нужно уважаемой сафаиите у него в
караване поздней ночью, но гостья посмотрела ему в глаза и сказала:
- Я еду с тобой, ты так решил, я хорошо заплатила. Выдели мне верблюда, воды и
выдвигаемся поскорее.
Точно, он так решил. Верблюда госпоже!
Ночь, медленно и важно ступающие по дороге горбатые тени с сидящими на них людьми, легкий влажный ветерок, шелестящий листвой окружающих рощ, и сжатые зубы
принцессы, помнящей о скоростях своего мира. Верблюды будто сами знали, куда идти, караванщики спали, спали и их женщины с прижавшимися сзади детьми, и только
Ангелина, выспавшаяся благодаря самоуправству Нории днем, постоянно оглядывалась, ожидая погони. Город удалялся, с его специями, золотом и гостеприимными, шумными
людьми, удалялся и нависающий над ним белый дворец со светящимися огоньками-
окнами, и запах цветов уже не тревожил душу, а плащ хорошо грел, потому что был все-
таки октябрь, а в октябре по ночам и в пустыне прохладно.
К рассвету, когда за правым плечом начало разливаться розоватое сияние солнца, и мелкие
перистые облака, кружевом покрывающие небо, стали расходиться от поднимающегося
светила, зеленые луга с пасущимися на них овцами и лошадьми сменились сначала сухой
землей, а потом и песком, поднимающимся волнами барханов. Через час стало припекать, и люди стали просыпаться, а Ангелина сняла плащ, оставшись в рубашке с длинными
рукавами и юбке, положила его перед собой, и сделала несколько глотков воды. Ошибкой
было не взять то, чем можно было прикрыть голову, а привлекать к себе лишнее внимание
не хотелось – и так на нее косились и о чем-то переговаривались, но, видимо, слово
старшего было законом, потому что никто не возмущался и не задавал вопросов.
Ей давно уже нужно было использовать припасенные тряпочки, и организм, напившийся
воды, срочно требовал облегчения, а спину и голову пекло, когда, наконец, впереди
замаячили пальмы – показался первый оазис на их пути. Караван остановился на недолгий
привал, верблюд подошел к воде, опустился на колени, и она соскользнула с него, стараясь
запомнить «своего» и опасаясь, что не узнает его среди десятков других.
Пальмы были не лучшим укрытием, но другого не было, да и женщины не страдали
сильно – расположились рядом с ней, о чем-то переговариваясь и веселясь. Кто-то, сидя у