Долг заставляет меня упомянуть о самоотвержении князя Голицына-Головкина. Заметя, что мостик в особенности осыпается снарядами и что некоторые из них сделали то, что весь мостик, деблиндированный мною от коек ввиду прикрытия ими машины, был залит кровью, Голицын под всякими предлогами старался заслонить меня, желая мне служить щитом.
Штурманский офицер, штабс-капитан Корольков, стоял всё время у штурвала всё задом к неприятелю; не отрывая глаз от картушки компаса и от души сердясь на лопанье гранат, заставлявшие картушку прыгать, и во время одного из неприятельских залпов он, не обращая внимания на то, что сзади его делалось, приказал сигнальщику убрать исковерканный ружейный ствол, брошенный к самому компасу, ввиду того что железо ствола может вредить девиации компаса, и не замечая, что ружьё это принадлежало одному из несчастных стрелков, разорванных бомбой на мостике.
Увидя бегство броненосца, я велел подобрать трупы, и, предполагая, что прибыль воды от пробоин не позволит рассчитывать на сохранение порядочного хода, а, следовательно, мог ожидать повторения атаки от новых турецких броненосцев, я приготовил, насколько мог, судно к новому бою… после чего дружно прокричали троекратно „ура“ вдогонку уходившему врагу, не отвечавшему более на наши выстрелы».
Неравный бой стоил «Весте» 12 убитых, из них 3 офицера, и 24 раненых, из них 4 офицера. Пали на борту «Весты» подполковник Чернов, лейтенант Перелешин, прапорщик Яковлев, матросы, рядовые стрелки.
Из строя выбыл каждый четвёртый член экипажа. Сам Баранов был дважды контужен, хотя до самого конца боя оставался на мостике. В течение всего многочасового боя его заслонял своим чрезвычайно тучным телом волонтёр «беззаветной храбрости», бывший предводитель дворянства князь Голицын-Головкин.