— Товарищ старшина! Разрешите? Товарищ старшина!..
Кто-то тянет меня за рукав. Оборачиваюсь — Макар Бабиков! Тревожно поблёскивают серые сузившиеся глаза. Мокрая прядь волос выбилась из-под шерстяного подшлемника, а на бледном лицо выступили капельки пота.
Макар смотрит на склон горы.
— Вон там, я видел, как за теми камнями он упал. Может, ранен?
— Кто? О ком ты?
— Кашутин…
— Вася Кашутин!
Я готов сорваться с места и бежать вперёд, но Макар не выпускает рукав моей гимнастёрки, прижимает к земле.
Мы встречаемся взглядами, и я вижу в глазах новичка решимость и мольбу.
— Я — маленький, я подползу незаметно…
На открытом, почти голом склоне трудно маскироваться. Нельзя рисковать жизнью почти необстрелянного в боях моряка.
— Не горячись, — говорю Макару, успокаивая заодно и себя. — Ты не горячись! В атаке зачем-то вперёд вырвался… Хочешь показать, что тебе море по колено?
— Это я со страху рванул… Боялся от вас отстать.
Мне нравится чистосердечное признание Бибикова, если только он не хитрит.
— А теперь вдруг не страшно стало?
Бабиков промолчал и вдруг, ещё не получив разрешения, вьюном мелькнул среди камней и исчез.
Мы уже отбили третью атаку, когда неожиданно наступила тишина. Егеря что-то замышляли. Я приказал усилить наблюдение и беречь боеприпасы.
Макар не возвращался, а внизу изредка постреливали. Должно быть, егеря всё-таки обнаружили Макара.
— Воздух!
С истошным воем пронеслись над нами три «мессера». Взмыв к зениту, они стали пикировать на наш «пятачок» и сбросили бомбы. Снова ударила вражеская батарея, и егеря пошли в атаку вслед за огневым валом. Они приблизились настолько, что мы слышали их гортанные крики:
— Русс! Сдафайс! Русс капут!
«Пятачок» безмолвствовал. Разведчики ждали, когда егеря подойдут на дистанцию броска гранаты.
Кто-то в стороне от егерей резко свистнул, и оттуда раздался крик Бабикова:
— Ату, ату их!
Макар метнул гранату. Она разорвалась в цепи атакующих, и мы пустили следом за ней ещё несколько «лимонок».
Егеря с истошным воем откатились.
— Вовремя поспел! — услышал я рядом знакомый голос.
Бабиков подполз незаметно. Он был по-прежнему бледен и чем-то очень взволнован. Ещё более сузившиеся глаза виновато смотрели в сторону.
— Хорошо, что вернулся, — строго сказал я Бабикову. — К Кашутипу трудно подползти, зачем зря рисковать? Сейчас каждый моряк — взвод.
И тут Бабиков вытащил из голенища кортик с костяной ручкой. Это был тот самый кортик в чёрном чехле, на котором я вырезал ножиком инициалы: «В. Л. В. К.», «Виктор Леонов — Василию Кашутину». В походах и на маршах Вася никогда не расставался с моим подарком.