4 Ноября 2004 года
«Нас размыло половодье, и я плыву.
Плыву бумажным корабликом
По грязному ручью жизни.
А она осталась в осени».
Роберт откинулся в кресле, и смотрел на экран монитора, как художник смотрит на законченное полотно:
– Кажется, неплохо. – Прошептал он и подписался: «Роберт Красный».
Роберт Жестякин долго думал над псевдонимом. Подписывать стихи своей настоящей фамилией ему казалось вульгарным. Он стал перебирать имена известных поэтов. Почему-то пришел на ум «Петербург» Белого. Потом он вспомнил, что есть еще Саша Черный. А вот Красного поэта он не помнил. В слове «красный» было что-то эпатирующее, раздражающее слух. За ним вставали знамена большевиков, и пахло кровью. И Роберт решил стать Красным.
Она открыла своим ключом. Роберт вздрогнул, но с кресла не встал. Не дурно, если она застанет его за работой. Он так увлечен творчеством, что не замечает приход женщины. Пусть знает свое место. Он поэт, а она примитивная красивая самка, и ей вовсе не обязательно знать, что он два дня только о ней и думает.
– Так и будешь сидеть, отвернув морду. – Она стояла посередине комнаты. Ее широко расставленные длинные ноги в высоких сапожках выражали возмущение, в то время как смазливое кукольное личико не выражало ничего.
– Прости, женщина, я заработался. Снимай пальто. Я закончу строку и вернусь в этот мир… – Он снова повернулся к компьютеру, поднял голову и прикрыл глаза. Она продолжала стоять в той же позе.
– Ты уже разделась? – Он спрашивал, не отрывая глаз, как бы оставаясь над суетным течением жизни.
– И не собираюсь раздеваться. Я на минуту.
Роберт резко повернулся. Она вела себя вовсе не так, как он рассчитывал. Его пыл творца не произвел на Оксану должного впечатления. Она презрительно отвернулась:
– Ты трепло и дешевка.
– Девочка, я тебя не понимаю. – Он еще пытался разыгрывать художника, парящего на Олимпе. Но играл уже по инерции.
– Не понимаешь? Конечно, легко вешать лапшу на уши девушке, когда она у тебя в койке, а потом плюнуть, забыть и растереть…
– Ты об этом… – Роберт поднялся и жадно оглядел ее с ног до головы.
– Да, об этом.
– Я же сказал, как только получу гонорар, тут же поедем в магазин.
– Какой еще гонорар!? За стишки, что ли? – Она презрительно скривила губки, и они создали нечто вроде бантика.
– Да, за стихи.
– Ты меня за дуру держишь?! Кто платит за стихи нормальные деньги?
– Мне платят. – Гордо возразил Роберт.
– Покажи мне этого придурка. – Оксана нагло расхохоталась ему в лицо.
– Зачем ты так говоришь? На прошлый гонорар мы прокатились в Канны. А на этот я куплю тебе машину.