Рожаничные трапезы в этом году вышли особенные — тихие и малолюдные. На Святую гору собирались только женщины, а большинство мужчин ушло с князьями в поход. Тем не менее нельзя было не поблагодарить землю за урожай, и княгини, оставшиеся дома, повелели созывать гостей и приносить жертвы. Предзнаменования, вопреки обстоятельствам, были самые лучшие. Обычно для праздника в честь Рожаниц выбирают одну молодую женщину, недавно родившую здорового ребенка, но в этот раз в Коростене оказалось сразу три подходящие женщины княжеского рода: Чтислава и Дивляна, уже имевшие новорожденных детей, и Ведица, собиравшаяся родить следующей весной. Всех трех украсили венками, сплетенными из последних хлебных колосьев с цветами и лентами, поставили на площадке святилища, а женщины водили круги и воспевали Рожаниц, благодарили за урожай. Потом все переместились в обчины, стоявшие вдоль вала, уселись за столы: тут три княгини поделили на части огромный каравай, мазали куски хлеба медом и оделяли большух каждой семьи, чтобы те уже делили между своими. В больших горшках разносили дежень — обрядовое блюдо этого дня, толокно на кислом молоке. Те, кто не поместился в обчинах — в основном дети, подростки, не ушедшие воевать мужчины, — толпились в дверях, выпрашивая то кусочек каравая, то ложечку толокна. Стоял крик, слышался смех, на разных углах длинных столов запевались песни.
Дивляна сидела на почетном месте — уже который раз с тех пор, как вышла замуж, — и старалась улыбаться, не показывая людям, как горько у нее на душе. То и дело на глаза наворачивались слезы, и она радовалась, что пышный венок почти полностью закрывает лицо, да и в обчине полутемно. Ей, вдове, не полагалось бы занимать это место, но и для деревлян она была в первую очередь Огнедевой, и они ликовали, что она с ними, пришла на их праздник и принесла благословение богов. Все племя деревлян считало ее своей священной добычей, словно Мстислав, по примеру самого Дажьбога, сражался с Велесом и вырвал у него из рук похищенную супругу-весну, чтобы вернуть ее домой. И куда бы она ни попала, ее будут считать своей, как само солнце.
Но сама она помнила, что это не ее дом и не ее народ. У нее нет больше ни мужа, ни жилья, да и кто теперь хозяин в ее прежнем доме? Ей вспоминалось, как она приносила жертвы Перуну вместо Аскольда, ушедшего на войну с Мстиславом, — и вот теперь она приносит жертвы за племя Мстислава, ушедшего на войну с русью. Кому желать победы, Дивляна не знала. Все ее настоящее и будущее сжалось до размеров одного-двух дней: сегодня ей и ее детям ничего не грозит — и спасибо чурам.