Я искоса следила за выражением его лица, оно стало задумчивым, но он так и не признал до конца мою правоту.
– А то, что вы бросились бежать, не предупредив меня, это как?
– Поймите, я уже два года умираю со скуки.
– Напомните мне, чтобы я подарил вам какой-нибудь пазл, потому что во второй раз я такую гонку вряд ли выдержу.
Мой смех был прерван диковинным видением. Мы добрались до места назначения. Перед нами возвышалось громадное, старое, обшарпанное здание. Словно прилепившееся к горам Кольсерола, безмолвное, оно производило поистине зловещее впечатление.
– Это что за чертовщина?
– Муниципальный приемник для собак, – объяснил Гарсон и продолжил путь по пустынному шоссе. По мере того как мы приближались к зданию, мрачное впечатление от него только усугублялось благодаря доносившимся до нас лаю и вою. Они сливались в единый многоголосый хор, достаточно жуткий.
Когда мы остановились у облупившихся стен, лай сделался еще громче. Я вновь взяла на руки нашего незадачливого свидетеля, и он прижался ко мне, словно предчувствовал ожидающее его грустное будущее. Нас встретил приятный молодой человек. Узнав, что мы из полиции, он удивился и признался, что обычно общается только с сотрудниками городской гвардии. Пока он заполнял карточку, мы сели. Бедный пес уткнулся в мои колени в поисках защиты. Мне стало любопытно.
– Все ли собаки находят новых хозяев?
– Нет, к сожалению, только те, кто имеет хоть какой-нибудь признак породы.
– Как по-вашему, у этого пса есть такой признак?
Молодой человек улыбнулся:
– Разве что какой-нибудь экзотической. – От него тоже не ускользнуло, насколько уродлив пес.
– А что происходит с теми, кого не забирают?
– Все задают мне этот вопрос. А как вы сами думаете?
– Их умерщвляют.
– По истечении определенного срока. Другого выхода нет.
– Газовая камера? – предположил Гарсон, возможно, перед ним замаячили образы Холокоста.
– Смертельная инъекция, – изрек сотрудник приюта. – Это совершенно цивилизованная система, при которой животные не страдают и не переживают агонии. Они засыпают, чтобы не проснуться.
Завывания, несколько смягченные стенами здания, были ответом на его слова.
– Хотите, покажу вам помещение?
До сих пор не понимаю, почему я согласилась на его предложение. Сотрудник повел нас по длинному коридору, освещенному несколькими голыми лампочками. В каждой из просторных клеток, поставленных рядами, сидело по три или четыре собаки. При нашем появлении сразу же поднялся гвалт. Животные реагировали на нас по-разному. Одни приникали к прутьям, стараясь просунуть сквозь них морду и лизнуть нас. Другие безостановочно лаяли и крутились на месте, выписывая безумные спирали. Тем не менее обе стратегии преследовали одну и ту же цель: привлечь наше внимание. Было очевидно, что им известны жестокие правила игры: гости входили, прохаживались взад и вперед по коридору и в результате одну из собак – всего лишь одну! – освобождали из заключения. Я ужаснулась. Наш гид продолжал давать пояснения, но я их уже не слышала, меня вдруг обуяла дикая тоска. Я остановилась, взглянула вниз и увидела, что наш безобразный песик молча следует за мной вплотную, поджав хвост.