– Он не вернется до понедельника.
– Тем лучше, – сказала женщина. – У тебя будет три дня, чтобы передумать.
– Мне нечего передумывать, – сказал полковник.
Липкие туманы октября сменились приятной свежестью. Декабрь напоминал о себе и в криках выпи – они раздавались теперь в другое время. В два часа полковник все еще не спал. И знал, что жена тоже не спит. Он повернулся в гамаке.
– Ты не спишь? – снова спросила женщина.
– Нет.
Она немного помолчала.
– Мы не можем себе это позволить. Подумай только, что значит для нас четыреста песо.
– Уже недолго осталось, скоро придет пенсия, – сказал полковник.
– Я слышу об этом уже пятнадцать лет.
– Вот именно, – сказал полковник. – Поэтому теперь она не заставит себя ждать.
Жена умолкла. Но когда она заговорила вновь, полковнику показалось, что не прошло и секунды.
– У меня такое чувство, что эти деньги не придут никогда.
– Придут.
– А если не придут?
На это полковник уже не ответил. Первые крики петуха на минуту разбудили его, но он тут же опять погрузился в сон, глухой, без сновидений. Когда он пробудился, солнце стояло высоко. Жена еще спала. Методично, хотя и с двухчасовым опозданием, полковник проделал все, чем обычно занимался по утрам, и стал ждать, когда она проснется, чтобы сесть завтракать.
Она появилась из спальни с неприступным видом. Пожелав друг другу доброго утра, они сели за стол в молчании. Полковник выпил чашку черного кофе с куском сыра и сдобным хлебом. Все утро он провел в портняжной мастерской. В час дня вернулся домой и застал жену среди бегоний – она занималась починкой одежды.
– Пора обедать, – сказал он.
– Обеда нет, – сказала женщина.
Он пожал плечами и пошел заделывать лазейки в ограде, через которые дети проникали в кухню. Когда вернулся в дом, стол был накрыт.
За обедом полковник заметил, что жена едва сдерживает слезы. Это его встревожило. Он знал ее характер, твердый от природы и ставший еще более твердым после сорока лет горечи и лишений; даже смерть сына не выжала из нее ни единой слезы.
Он посмотрел на нее с упреком. Она закусила губы, вытерла глаза рукавом и снова принялась за еду.
– Ты не считаешься со мной, – сказала она.
Полковник не отвечал.
– Ты капризный, упрямый и совсем со мной не считаешься. – Она положила ложку и вилку крест-накрест, но тут же суеверно разъединила их. – Я тебе отдала всю жизнь, а теперь оказывается, что петух для тебя важнее, чем я.
– Это не так, – сказал полковник.
– Нет, так, – возразила женщина. – Пора бы тебе заметить, что я умираю. То, что со мной происходит сейчас, не болезнь, а агония.