– Дни напролет стараюсь вспомнить фразу, которая поможет найти тебя, – произнес я. – Теперь мне кажется, что завтра утром я ее не забуду. Я повторяю ее во сне, а проснувшись, неизменно забываю слова, благодаря которым могу найти тебя.
Она сказала:
– Еще в первый раз ты сам их выдумал.
Я сказал:
– Я выдумал их потому, что увидел твои огромные пепельные глаза. И все же я не могу вспомнить эти слова утром.
Сцепив кисти и протянув их к лампе, она глубоко вздохнула и произнесла:
– Во всяком случае, мог бы вспомнить, в каком городе я их писала.
Крепко сжатые губы блестели в свете лампы.
– Я хочу прикоснуться к тебе, – сказал я.
Она подняла голову, направив на меня свой взгляд, опаляющий, как и ее руки; я понял, что наконец-то она увидела меня, раскачивающегося в углу на стуле.
– Ты никогда не говорил мне этого.
– Вот сейчас говорю, и это действительно так, – сказал я.
Нас разделяла лампа. Она попросила сигарету. Моя сигарета догорела до фильтра. Я забыл о том, что несколько минут назад закурил. Она сказала:
– Даже не знаю, почему не могу вспомнить, где я писала эту фразу.
– По той же причине, по какой я и завтра не смогу ее вспомнить.
Она печально промолвила:
– Нет. Потому, я думаю, что и это нам снится тоже.
Я встал и направился к ней. Она стояла за лампой, я обогнул ее, держа в руке сигареты и спички. Протянул ей сигарету. Она зажала ее губами и склонилась над лампой прежде, чем я зажег спичку. Я сказал:
– Во всех городах, на всех стенах нужно писать: «Глаза голубой собаки». Если завтра я вспомню эти слова, то отправлюсь искать надпись.
Она вновь подняла голову, сигарета у нее во рту дымилась. Вздохнула.
– Глаза голубой собаки, – вспоминая, сказала она, один глаз ее был прищурен, сигарета почти лежала на подбородке. Затем, взяв сигарету двумя пальцами, она сделала затяжку:
– Это совсем другое дело. Мне теперь тепло. – Она промолвила это не своим голосом, будто не просто проговорила эту фразу, а продекламировала с листа, поднеся его к огню. – Мне теперь делается… – она сжимала лист большим и указательным пальцами, поворачивая его так, чтобы и я сумел прочесть прежде, чем он сгорит, – …тепло.
Но до того как он сгорел и опустился на пол невесомым, сморщенным пучком пепла, я сказал:
– Порой я страшусь тебя увидеть. Дрожу от холода у самого огня.
Несколько лет назад мы увидели друг друга. Порой, когда мы были уже вдвоем, кто-нибудь ронял ложку за стеной, и мы просыпались. Исподволь мы поняли, что наши отношения находятся в зависимости от самых заурядных вещей. Наши встречи и заканчивались всегда именно в то мгновение, когда утром кто-нибудь ронял ложку за стеной.