– Получается нестыковка, не так ли?
– Титлоу или что-то забыл, или говорит неправду.
Эмпсон намеренно взял холодный тон, и нарочитая сдержанность чувствовалась даже в его сухом голосе. Затем наступило короткое молчание.
– Вы не заметили в нем чего-то необычного?
– Кажется, он быстро взбежал наверх: у меня создалось сиюминутное, но стойкое впечатление, что он задыхался.
– И что? Он был возбужден?
– Я видел его всего лишь секунду, и у меня создалось впечатление, сиюминутное, но стойкое, что он был очень возбужден.
Эплби подумал, что именно с такой грозной бесстрастностью судья оглашает присяжным главный пункт обвинения. Вспомнив о суде, он использовал внезапный нажим – адвокатский прием для перехода к основному доводу защиты.
– Вы считаете Титлоу виновным?
«Даже это, – с сожалением подумал он, – никак не повлияло на поведение Эмпсона».
Полное молчание свидетельствовало о том, что Эмпсон чувствовал: его гость задал некорректный вопрос. Наконец он произнес:
– Я буду рад свершению правосудия, однако никак не могу обвинять Титлоу.
Затем он продолжил, как бы развивая второстепенный тезис, чтобы помочь Эплби выйти из скользкой ситуации:
– Например, наличествует то, что действительно произошло: выстрел, смертельный или нет, услышанный Титлоу в присутствии дворецкого Слотуайнера.
– Это могло быть подстроено или придумано, – возразил Эплби.
– Полагаю, что да. – Эмпсон снова задумчиво посмотрел на огонь. – Вы что-либо узнали или рассмотрели версию, каким образом это было сделано? Я хочу сказать, существуют ли улики?
Эплби ушел от прямого ответа.
– Если бы остались улики, план бы развалился сам по себе. – Он вдруг снова сменил тему: – Зачем, мистер Эмпсон, вы вообще ходили в привратницкую? У вас ведь есть телефон. Почему вы не позвонили и не справились, прибыл ли пакет, и не попросили его вам принести?
– Мы не тревожим прислугу без необходимости. Прогулка мне не повредила.
Ответ прозвучал не совсем резко, но достаточно убедительно. И Эплби понял, что ему осталось задать всего несколько вопросов.
– И весь остаток вечера, с девяти тридцати до десяти сорока и далее с десяти пятидесяти, вы находились здесь и никто вас не беспокоил?
– Совершенно никто.
– Никто не приходил?
– Никто.
– И никто не звонил?
– Никто.
«Тщетное упорство», – подумал Эплби и встал, чтобы откланяться, как вдруг едва уловимая нервозность, прозвучавшая в последнем ответе, побудила его задать еще один вопрос.
– И вы сами никому не звонили?
Пауза длилась буквально доли секунды. Ему вполне могло показаться, что пальцы Эмпсона сильнее сжали рукоять трости. И все же Эплби охватило напряженное ожидание чего-то. Он знал, что Эмпсон думает сейчас куда более лихорадочно, чем когда-либо. Он решал, что ответить: да или нет. И в эту секунду интуиция подсказала Эплби, что, возможно, наступил решающий момент в его расследовании…