— Помянём сродственников моих.
Мы молча выпили, поели. Запили сладкой водою. Вино развязало язык.
— Купец я, с роднёю ходили в Москву, кожами бычьими торговали. Обратно сукна фряжеского набрали, да беда случилась… Как я жёнам их объясню?
— Охрану чего же не взяли?
— А па какие–такие шиши? Сам только подниматься начал. О прошлом годе ушкуй с товаром в бурю утонул, из всей команды, почитай, я один и спасся. Решил — обозом товар возить, и здесь чуть жизни не лишился. И так уж город захирел — то засуха, неурожай, то пожары. Кромешники опять же головы поднять не дают, скольких бояр да купцов знатных живота лишили. Лютуют хуже татар. Не поверишь — половина народа по деревням разбежалась, животы спасая. Ты‑то чего в Муром?
— В Ярославле жил, — соврал я. — Тоже голод, тоже кромешники.
— А на эту дорогу как попал? Из Ярославля дорога там, — он махнул рукой на север.
— На судне плыл, да не повезло — бросили меня попутчики на стоянке. Проснулся утром — ни корабля, ни людей. А с кораблём все вещи мои, деньги уплыли.
— Да… Нельзя верить народу. Спать давай ложиться.
Мы улеглись.
На третий день мы подъехали к большой деревне.
— Якиманская слобода, — указал на неё рукой Фёдор. — Муром совсем рядом, скоро дома будем. У тебя есть ли где остановиться?
— Откуда, Федя? Родни в городе нет, из знакомых — только ты.
— Тогда у меня живи, место найдётся.
Мы въехали в город, заплатив городской страже мыто.
Попетляв по узким улицам, мы выбрались на набережную. С высокого берега была видна Ока — довольно широкая, с судёнышками на ней и лесом на правом берегу.
Фёдор показал влево, на деревянный храм:
— Церковь Козьмы и Дамиана, меня здесь венчали.
Проехав ещё немного, мы повернули влево.
— Вот и моя улица, четвёртый дом с угла — мой!
Мы подъехали к дому, и Фёдор ручкой кнута постучал в ворота. Из дома выбежала женщина, бросилась открывать ворота и, едва телеги въехали во двор, кинулась Фёдору на шею.
— Вернулся наконец, совсем заждалась.
— Марфа, ты уж при людях‑то пообожди с ласками.
Марфа отпрянула от Фёдора.
— А родственники где — деверь да племяш?
— Сгинули, разбойники напали и живота лишили. Вот человек, отбиться помог да родню схоронить, значит.
У Марфы выступили слёзы.
— Ну хватит, хватит мокреть разводить.
Из дома выбежали дети, бросились обнимать Фёдора.
Мы распрягли лошадей, завели в конюшню. Хозяйство у Фёдора было справное. Дом большой, бревенчатый, пятистенка, правда — одноэтажный. Двор вымощен дубовыми плашками. Конюшня на пять лошадей, навес для телег. Видимо, Фёдор знавал и лучшие времена.