В карантине мы находимся девять дней, после чего нас вызывают в штаб на распределение. Я захожу последним и представляюсь, называя фамилию. В кабинете сидят двое: оперативник управления ФСИН Владимирской области капитан Фомин и замполит колонии. Меня уже знают и ждут.
«Ну что, Переверзин, будешь на нас жаловаться?» – спрашивает оперативник.
«Пока вроде не за что. Но будете мне пакостить, начну жаловаться», – честно предупреждаю я.
Тут кадровый голод, и замполит неожиданно предлагает мне поработать в школе – и распределяет в красный, или козлиный, третий отряд.
После событий во Владимирской колонии за мной закрепилась безупречная репутация скандалиста и жалобщика, и милиция боится со мной связываться.
Официально на работу меня не берут, так как в этом случае мне пришлось бы регулярно выписывать поощрения, на что имеется строжайший запрет. Нарушения – пожалуйста, любые. Хочешь – ШИЗО, хочешь – выговор или замечание. Но никаких поощрений! Из моего личного дела спешно изымают случайно данную мне благодарность за участие в конкурсе художественной самодеятельности, где я был и режиссером, и актером, исполняющим несколько ролей одновременно.
Однажды один майор, начальник воспитательного отдела (безвредный и неприметный до такой степени, что его отсутствия – как, впрочем, и присутствия – можно не заметить) спрашивает меня:
«А как у тебя с президентом?»
Поперхнувшись от неожиданности, я медленно, чеканя каждый слог, говорю нейтральную фразу:
«С президентом у меня все хорошо».
Майор не выдержит, проболтается и выдаст мне государственную тайну. Он говорит:
«Звонили из Москвы и предупредили, что нахождение Переверзина на свободе нецелесообразно».
Перед моими глазами предстает ясная картина. Какой-нибудь заместитель начальника какого-нибудь отдела из администрации президента звонит в город Покров, в забытую богом колонию. Местное начальство, услышав слова «администрация президента», вскакивает по стойке смирно и, отдавая честь неизвестному, выслушивает приказ. Только чести давно не осталось и отдавать уже нечего…
И потекли мои денечки, побежали и стали складываться в недели и месяцы, приближая меня к свободе. Чтобы не сидеть в отряде, я начал ходить в школу, где познакомился с директором – Гафаровой Надеждой Вячеславовной, педагогом от Бога. Порой я удивлялся ее терпению и мудрости, с которыми она давала знания своим взрослым, не всегда благодарным ученикам. Школа – это громко сказано. Холодный неотапливаемый класс стал и моим пристанищем на долгое время. Я организовал кружок английского языка. К моему удивлению, народ пошел со всей зоны. От желающих учить английский не было отбоя. Мне привезли учебники и несколько аудиокурсов. Сформировалось несколько групп. Дело пошло. Пока не дошло до зампобора. История с английским языком прошла мимо него, и когда он узнал, что происходит у него под носом, рассвирепел.