Около меня копошились четыре крепких мужичка с русыми бородками и говорившими примерно так же, как говорят нынешние сербы, но понять им можно.
— Гли-ко, Кольча, как оне одёжу скрепляют, таких кругляшков с дырками можно из чего угодно уделать, и получается ловко, — сказал один.
— Кружки-то эти они делают из коровьих рогов, — сказал другой, пробуя мою пуговицу на вкус, — только скус у ней какой-то другой.
— Будя баить-то, — сказал тот, что постарше, — понесли его к волхву, пока не стемняло.
Меня как пушинку подняли за четыре конца палок и легко понесли куда-то по полю.
Шли мы долго, минут тридцать или сорок, как я примерно отсчитал. Подошли к какому-лесу к острогу из тесаных бревен. Меня положили у забора из заостренных бревен и куда-то ушли.
Из проема в бревнах вышел бородатый мужик примерно моего возраста с палкой в руках. Постояв около меня и потеребив бороду, он оглянулся по сторонам и сказал:
— Sprechen Sie Deutsch[1]?
Я удивился, но ответил:
— Ja, ja, ich spreche Deutsch[2]
— Мать-перемать, — выматерился мужик, — одна нерусь по округе болтается, человеческим словом перекинуться не с кем.
— Да вы говорите по-русски, — сказал я, — сам я русский и язык этот мой родной.
— Ты смотри-ка, — оживился мужик, — русским духом потянуло. Откуда такой будешь?
— Да как откуда, — сказал я, — как все, из Московии. Ты палки-то вытяни, а то ни сесть, ни потянуться.
— А давай-ка, мил человек, мы тебя на живот перевернем, я палки-то и выну, да только ты без моей команды не думай встать, — сказал мой собеседник. — И заруби себе на носу, Московия — это не наша придумка, это все проклятые империалисты придумали для пропаганды.
— Без проблем, — сказал я и даже перевалился на бок, когда одна палка освободила мою левую руку. Мужик вытащил обе палки, и я ждал его команды вставать. Кто его знает, какие у них здесь порядки. Вероятно, это я к староверам попал, а у них там от чужаков освобождаются быстро, ни один еще жалобы на них не подал.
После растянутых в сторону рук трудно приходить в привычное состояние, когда руки касаются друг друга. Пришлось даже прилагать усилия, чтобы руки пришли в нормальное состояние.
— Ладно, вставай, — услышал я над собой голос, — да только не вздумай шутить, а то у меня разговор короткий.
Я встал и обомлел. В руках у мужичка поблескивал потертостями на вороненых частях «маузер-большевик»[3].