– Корсетик славный, – добавил третий, подбираясь поближе.
– Это моя, – сообщил всем Арсан.
И я испытала нечто сродни благодарности, потому как черти перестали ко мне подтягиваться и остановились.
– Так у вас, боевиков, второй этаж. Ты чего, ее к нам на экскурсию привел или похвастать? – раздался густой бас.
Я повернулась на голос – данный черт был огромен. Как шесть сородичей разом. Плечи ого-го, рога – ой, мама, клыки – ух, где мои тапки, и глазищи кровью налитые. Но это все как-то не вдохновило, а вот номер над дверью «6» – он да, привлек внимание. Тронув метлу, я направила ее к комнате и затормозила шагах в десяти, потому что оттуда воняло просто убийственно.
И не грязью, не гниением, нет, там витал знакомый дух самогона!
– Эй-эй-эй, – черт-громила выставил волосатую руку. – Ты куда намылилась, а?
– А я, – стремительно начала шарить по карманам в поисках платка, – я староста общежития, вот. Что у вас там?
Черт проследил за моими манипуляциями, хмыкнул, когда я на груди платок искала, осклабился, когда и там ничего не нашла, и по-доброму так, по-мужски сказал:
– Летела бы ты отсюда, швабра тупоголовая, пока я тебе твою леталку знаешь куда не впихнул?
Я остолбенела.
Черт продолжил:
– Староста, не староста, мне по… Усекла?
Не усекла. Смотрела на черта подергивающимися от нервного тика глазами.
– И чего клипаешь? – все так же протяжно, по-доброму пробасил он. – Давай-давай, молнией отседова. Скажешь Прыгачесу, что все, мол, замечтательно, лучше и не придумаешь, бумажонку подпишешь и вали в башню свою, острошляпая.
– Бумажонку? – переспросила я, перестав даже кривиться от вони.
– Бумажонку, – повторил черт. – Разрешительную бумажонку на поселение. Подпишешь да главному домовому передашь. Ты же не хочешь несчастный случай, да?
Из всего этого я поняла главное – тут примерно как у нас, ответственность за общежитие ложится на старосту, он с домовыми договаривается, те и пускают на постой. А коли договора, скрепленного подписью, нет, а новый староста есть. Ну, вообще, в таких случаях договариваются обычно, срок там испытательный и все дела, но тут уж как-то махровым цветом зацвела моя расовая к чертям нетерпимость, и следующее, что узрел здоровущий черт, была моя во все зубы улыбка, после которой я сообщила громиле рогатому:
– Побреешься!
– Что? – осип он от неожиданности.
Даже не собираясь ему отвечать, я скомандовала:
– Метла, к главному домовому меня!
И метла как сорвется, а позади рык: «Хватай ведьму!» Но нас уже было не остановить – моя метлючая вредина, выбив стекло, вынесла меня прочь из чертового общежития, а то, что я в полете опять приняла позу «баран на вертеле», это вообще ничего не значит. Зато мы летели, летели, летели вверх, а потом резко вниз, промчались между деревьями, подлетели к огромному дубу, и метла, зависнув, трижды постучала по стволу.