– Да-да, – апатично раздалось из дерева, – знаю-знаю, новый староста чертового общежития, там все здоровски, просто-таки эльфы с досады плюются, да. Бумажонку-то мне киньте, потом подберу, ага.
Вот черти, домовых, и тех достали, а!
– Да, это я, Григорьева, – пытаясь хоть как-то на метлу вскарабкаться, сообщила домовому. – А там все плохо, эльфы – те вообще бы на суку после такого повесились, и они это – самогон же гонят прямо в общежитии!
В стволе дерева стало как-то очень напряженно тихо, потом открылась дверь, показались ноги в красных сафьяновых сапожках.
– Фу, срамота, – высказались не ноги. – Чай, только на метлу села?
– Ага, – отозвалась я, предпринимая титанические усилия, чтобы не свалиться.
– Ну, стало быть, залетай, Григорьева, – смилостивился домовой.
– Станислава я, – выдохнула, когда метла осторожно влетела.
– Стаська, стало быть, – решил домовой. – А я Никодим. Водку будешь?
Тут я попросту разжала пальцы и бухнулась на пол. Благо, падать было не высоко. И уже там, лежа на теплом древесном полу и разглядывая аккуратное жилище, выдохнула:
– Буду. Чай малиновый. Есть?
– Есть, как не быть, – усмехнулся домовой.
У Никодима мне очень-очень понравилось. Три круглых окошка давали много света, сам дом был очень теплый, атмосфера дружелюбная, столик светлого дерева, а на столе книга… из серии про «Как…», в смысле это была «Как приструнить чертей».
– Да давить их, гадов, надо! – в сердцах выдохнула я.
И с этого момента между мной и старшим домовым установилось абсолютное взаимопонимание.
Спустя час, три чашки чаю для меня и пяти стаканов водки для него дядь Никодим учил меня жизни:
– С подарками ходить начнут – гони!
Я понятливо кивнула, да что там кивнула – я записывала. Для чего мы выдернули из книги несколько листов, а домовой мне от щедрот душевных цельный огрызок карандаша выдал.
– Угрожать станут – не слухай, – продолжал дядь Никодим. – Ты вот что обмозгуй, Стасенька, на территории университета меж студентами драки да побоища ни-ни. Записувай.
«Драки ни-ни», – послушно записала я.
– А вот коли порядки наведут, тады и подписувай… на денек, стало быть.
«На денек можно» – торопливо записала, и мы с домовым похихикали, подленько и гаденько очень.
Ибо чертей ждали суровые времена.
– И сколько так чертей мурыжить можно? – поинтересовалась я.
– Неограниченное количество предписаний, – обрадовал меня дядь Никодим.
Мы, стало быть, собирались вновь подленько похихикать, но тут в дом постучали. Не в двери там, не в окно, а в дом. Отчего дом весь задрожал.
– Входи уж, – отозвался домовой.