.
Пусть читатель попробует представить себе, как бы среагировали такие люди, как Де Гаспери, Уго Ла Малфа, Энрико Берлингер, Альдо Моро, это если назвать лишь некоторые из имен, если бы председатель Совета министров приказал им надеть трусы и бегать за ним, декламировать его отрывки, петь его песни, держать плакаты по время его публичных выступлений. Они бы посмотрели на него снисходительно и с презрением. Каковы бы ни были их недостатки, они никогда не были придворными и не испытывали психологической зависимости. Придворные нового двора охотно приспосабливаются, разве что порой ворчат себе под нос, естественно, тихо и вдали от господина. Поэтому понятны тайная обида и плохо скрываемая злость, которые часто мелькают у них на лицах, или даже высокомерие и агрессивность, которые они предпочитают вымещать на свободных людях, тех, у кого спина прямая, тех, кто не потакает капризам господина. Народ, или как теперь говорят «люди», зачарованно смотрит на придворный спектакль, восхищается ими и хочет стать такими же в надежде добиться славы, почестей и денег. Так, двор проникает в лоно народа, а вместе с ним и раболепный образ мысли, речи и поступки.
Слуги распознаются по некоторым очевидным признакам. Первый, как учат нас авторы, пишущие о политике, – это страх. Тот, кто живет под неограниченной властью одного человека, не чувствует уверенности, даже не испытывая на себе гнета, потому что знает, что господин может отнять у него жизнь, унизить или лишить имущества. Он держит глаза долу, имеет склонность ко лжи и обману и, самое главное, лишен мужества. Наоборот, отличительный признак политической свободы – чувство уверенности, понимаемое как отсутствие страха. В замечательном живописном цикле Амброджо Лоренцетти в Зале Девяти в Палаццо Пубблико Сиены (1339–1341) страх навис над городом, в котором правит тиран, тогда как безопасность поселилась в свободном городе. Ту же самую концепцию можно найти у Макиавелли: «Пользующийся гражданской свободой не ощущает ее важного преимущества, которое состоит в том, что всякий может неограниченно распоряжаться своим имуществом, не опасаясь за честь женщин и детей и за свою собственную жизнь»[59]. Позднее Монтескье включил в свой классический для современного либерализма труд «Дух законов» концепцию, согласно которой принцип тирании – страх, тогда как принцип республики – духовное спокойствие: «Для гражданина политическая свобода есть душевное спокойствие, основанное на убеждении в своей безопасности. Чтобы обладать этой свободой, необходимо такое правление, при котором один гражданин может не бояться другого гражданина»