Солитюдский ипподром еще не имел богатой истории. Он появился в этой местности недавно — и не от хорошей жизни.
Когда образовалось Рижское общество верховой езды, оно решило завести свой ипподром — неподалеку от городского. Наняли известного архитектора, Карла Фельско, построили по его чертежам трибуны, ресторан и прочие необходимые заведения. Три года всадники-аматеры радовались жизни — иному с утра, чтобы прокатиться, довольно было улицу перейти. Но городская дума решила строить на месте ипподрома железнодорожную товарную станцию. Аматерам пришлось искать такое место, где можно было бы обосноваться надолго. Выбрали пустынный Солитюд, поставили конюшни, трибуны, стали устраивать соревнования, обучать желающих выездке и скачке с препятствиями. А потом на ипподром положил глаз весьма любопытный господин, совладелец завода «Мотор», где уже производились аэропланы. Звали его на русский лад Федор Георгиевич Калеп. Он велел воздвигнуть посреди скакового поля две высоченные мачты, украсить их разноцветными флажками, огородить круг пятидесяти метров в поперечнике, тщательно выровнять почвы в этом круге, чтобы ни камушка не торчало, его иждивением были поставлены при ипподроме здания мастерских, большие сараи и внушительное круглое здание с куполообразной крышей — авиационный ангар собственной конструкции.
Возле этого сооружения и стояла толпа — не менее двух тысяч человек, как прикинул опытный по части количества публики Маркус.
— И еще приедут, — пообещал он. — Когда тут в апреле госпожа Зверева впервые летала, более десяти тысяч человек сбежалось. Дамы в обмороках лежали, когда аэроплан на трибуны понесло!
— Незачем нам в толпе толочься, — решил Кокшаров. — Постоим пока в сторонке.
— Тем более что аэропланы еще не начали выводить, — заметил Енисеев. — А публика, смотрю, приличная…
— И одеты все хорошо, — подтвердила Эстергази. — Какие господа статные! Любо-дорого посмотреть.
— Это наши бюргеры, — объяснил Маркус.
— Вы тут, наверно, многих знаете? — спросила Селецкая.
— Весьма многих… — Маркус отлично понимал смысл дамских вопросов и стал рассказывать про самых видных кавалеров, причем потихоньку и даже отойдя с актрисами в сторонку.
Маркус знал жизнь этих женщин, по первому впечатлению — беззаботных, в дорогих шляпках, а на деле — штопающих по ночам единственную пару шелковых чулок. Он знал, каково прокладывать дорогу вверх, к хорошим контрактам, талантливой, но не имеющей богатого или влиятельного покровителя артистке. Образцовыми в этой среде считались романы столичных танцовщиц из Мариинки, которые делались невенчанными женами аристократов и генералов.