Аэроплан для победителя (Плещеева) - страница 98

— И точно, что шлюха, — подтвердила Трудхен. — Приличная сама такие дела обделывать не будет, мужчину пошлет. А этот длинный — ее кот, не иначе. Она — хозяйка, он — котик.

— Больше ничего не можешь вспомнить?

— Говорю же тебе — не рижская шлюха. А приезжую ты и сам в толпе узнаешь — они в Майоренхофе на Йоменской улице расхаживают. Слетелись, как осы! В Эдинбурге не мельтешат, а Майоренхоф для них самое подходящее место. Скоро приличной стыдно будет на этой Йоменской показаться.

— Вы все, когда затянетесь в корсет, тощие, и все, когда богатого генерала присмотрели, вмиг становитесь шлюхами, — внезапно помрачнев, сказал Лабрюйер. — Хорошо. Делим твой хабар по-братски, Лореляй. Должен же я что-то предъявить Гольдштейну. И катись ко всем чертям вместе со своей Трудхен.

— Нет, она и вправду тощая! Только рот — как помидор, ну так рот и накрасить можно.

— Половину хабара, — напомнил Лабрюйер и протянул ладонь.

— Проклятый пес.

Трудхен добыла из-за пазухи три брошки, цепочку, пряжку, какой к шляпе прикрепляют эгретку, и, к удивлению Лабрюйера, преогромные карманные часы, истинную реликвию позапрошлого века.

— Часы давай сюда, — сказал он. — Тут одного золота, поди, полфунта будет. Брошку давай, цепочку и… и хватит. Да, рубль еще дай.

— Тебе мало?

— Не мне. Этому красавцу, — Лабрюйер указал на Якоба-Екаба-Яшку. — Чтобы ему веселее было молчать. А теперь убирайтесь.

Трудхен припустила комической рысцой — так хотела оказаться подальше от концертного зала Гольдштейна. Лореляй же пятилась, не отводя взгляда от Лабрюйера.

— Ну, что еще? — спросил он. — Хочешь покаяться в грехах? Давай в другой раз — сейчас не до тебя.

Ему нужно было нарисовать в голове портрет высокой худой темно-синей женщины в модной шляпе — корзина корзиной, с виду — будто не на человеческую, а на слоновью голову, и сбоку — длинное острое перо. Он прекрасно понял, отчего Лореляй назвала ее шлюхой: имелась в виду особая манера так собирать двумя руками спереди юбку, чтобы она обтянула зад. Приличная женщина такого себе не позволит, даже если все кругом вдруг начали проделывать этот соблазнительный трюк.

— Вот что, — сказала в ответ Лореляй. — Что-то у меня в голове крутится… Да! Вроде бы тот длинный называл ее Генриэттой…

Глава шестнадцатая

Госпожа Эстергази была по-женски умна. Не то чтобы один вид Лабрюйера приводил ее в неземной восторг — а просто она знала, что актриса обязана иметь поклонников. Тот незримый, что слал ей побрякушки, все не желал показываться. Актрисе же нужен такой поклонник, который открыто водит по ресторанам.