Ваня дошел до тупика, осветил последнюю комнату, вздохнул облегченно и двинулся в обратный путь. Фонарь моргнул и погас. Окружающие шорохи усилились, вдалеке раздался глухой хриплый кашель, по спине побежали мурашки. Нахлынуло чувство, что рядом есть некто, стоит, смотрит внимательно. Парень лихорадочно защелкал выключателем, отвинтил на ощупь крышку и вытряхнул на ладонь батарейки. Главное не паниковать, довоенная техника вообще часто подводит, еще бы: столько лет прошло. Наконец яркий луч прорезал обступивший мрак. Прямо в центре коридора висел мертвец. Темные круги вокруг век, обтянутые белой кожей ребра, сморщенные провалы на месте глаз. Уродливо вздувшуюся шею перехватывает блестящий подтаявшими каплями плетеный шнур. Из распахнутого рта торчит толстый древесный обломок, испачканный красным.
Висельник неожиданно распахнул глаза и вскинул руки, задергавшись на веревке. Иван отшатнулся, едва не упав. Фонарь выскользнул из взмокших ладоней, ударился с грохотом об пол, и свет вновь погас. Рухнув на колени, парень бросился нащупывать такой драгоценный сейчас прибор. Нашел, вцепился так, что пальцы заболели, вжал кнопку… Когда освещение вернулось, коридор был пуст.
* * *
«Ничего не было, просто показалось», – думал Ваня, пытаясь уснуть. Товарищам он не стал ничего рассказывать, но сердце до сих пор гулко бухало в груди, отдавая стуком в ушах. С каждым разом что-то, поселившееся в заброшенном здании, смелело, показывало себя. Прав был Андрюха. Целых пять суток.
Короткие дни, затесавшиеся между бесконечными ночами, просто терялись, становились незаметными, проходили стороной. В светлое время дежурные отсыпались, в нарушение распорядка, разговаривали, читали. Иногда выходили на улицу на обход здания. Старались избегать обсуждения той чертовщины, что дремала сейчас за рыжей дверью. И в мыслях каждый был сам по себе, со своими проблемами, родными и близкими. Только в одном сходились их размышления, и это читалась во взглядах, которые иногда пересекались: все они страшились ночи, но, тем не менее, ждали, когда она наступит. Так же неестественно жадно приговоренный ждет команды «огонь», стоя с завязанными глазами перед расстрельной командой.
Новая ночь. Проводка в здании давно сгнила и не выдерживала даже малейшей нагрузки. Единственная попытка включить свет закончилась едким дымом, стелющимся по линолеуму пола, и стойким запахом горелой резины, надолго поселившимся в караулке. Поэтому бледно-желтый луч навязчиво елозит по стенам, дергаясь вперед и назад. И снова перекресток, взгляд глаза в глаза, короткий кивок: «расходимся». Не прошло и секунды, как из-за спины отвернувшегося Ивана послышался свистящий хрип его напарника: