Потом сны исчезли, совсем, но стало только хуже. Страх из сновидений перебрался в помещения двухэтажки. Каждую ночь из-за запертой двери, ведущей на лестницу, раздавались шаги и шорохи, чье-то глухое бормотание, скрип несмазанных петель. Казалось, что мертвые обитатели все еще томятся в темноте, распахивают двери и бродят в тесном мраке, касаясь босыми ногами холодного линолеума. Однако стоило отпереть замки и осветить седой от инея коридор лучом фонаря, как все тревоги отступали и прятались по углам, а взору дежурных представали голые бетонные стены и серые двери.
Вахтенные рассказывали обо всем начальству, но неизменно натыкались на непробиваемую стену неверия и насмешек. А таящееся в коридорах неведомое вело свою игру и стихало, стоило кому-нибудь из руководства остаться в караулке на ночь. Единственное, чего удалось добиться измученным дежурным – небольшой, но мощный генератор, изрядный литраж солярки, право не выключать на ночь свет и дешевый китайский магнитофон, чтобы заглушить доносящиеся из-за двери звуки. Прошлой ночью нечто решило постучать, и, слава Богу, ему никто не открыл.
* * *
Три часа ночи. Пора. В раскрытом журнале, лежащем на столе, так и значится: «03.00. Проверка помещений». На всякий случай, чтобы знали, случись что. Руки слегка дрожат, и хочется пить, но это ничего, переживем. Лапин стоит впереди, рука его на штурвале, взгляд сверлит пол. Вслушивается. Кивок напарнику, – какой же у того затравленный взгляд… В полнейшей тишине лейтенант медленно открыл злосчастную дверь и первым шагнул вперед, ощупывая лучом фонаря крашеные зеленой краской стены.
Тихо и пусто, только слышен вой разыгравшейся к ночи пурги. Дверь с обратной стороны лишена запорного штурвала, лишь торчит небольшой четырехгранный штырь. Сухой, шелестящий шум сухого снега, похожий на потрескивание крыльев роя насекомых. Все спокойно, вот только отчего так противно на душе? Три человека медленно шли по коридору, останавливаясь, чтобы осветить внутренности комнат, пустующих вот уже два десятилетия. Оба этажа дублируют друг друга. Пройти по прямой – двадцать восемь метров, потом Т-образная развилка, в торцевой стене которой – узкое, забранное решеткой окно, за которым беснуется белый ветер и болтается ярко-желтый фонарь. Если на перекрестке повернуть и пройти еще десять-пятнадцать шагов, то снова будет поворот, а за ним опять – двадцативосьмиметровый коридор и бесконечный ряд дверей. В конце – тупик.
На весь обход должно было уйти минут десять-пятнадцать, но это не когда замираешь от малейшего шороха или скрипа. Лейтенант отправился на проверку первого этажа, двое же напарников, дойдя до развилки на втором, переглянулись и двинулись в разные стороны. Странный способ успокоить себя: здесь нет опасности и можно бесстрашно передвигаться поодиночке. Иван крался, ощупывая лучом стены и пол, тщательно прислушивался, периодически замирая. Вроде бы все спокойно, но не отпускает непонятная тревога, давит на подкорку. Новый поворот – унылая, зажатая зелеными стенами горизонтальная шахта теряется в темноте.