Скорее всего, это наиболее вероятная версия событий, но не могу не отдать должное молодой (28 лет), высокой, широкой в кости, но очень стройной женщине — медсестре Татьяне Розановой. Ее отчаянная самоотверженность сэкономила мне, возможно, всего лишь минуту жизни, но если учесть, что клиническая смерть длится от силы пять минут, то это очень-очень много — это вполне могло оказаться спасительным для меня или, по крайней мере, для моего интеллекта, который в противном случае пришлось бы долго ремонтировать.
Разобрался я и с тем, что со мною произошло, — при извлечении дренажа была порвана стенка одного из поставленных мне на сердце шунтов. А шунт — это артерия, и из нее началось мощное внутреннее кровоизлияние. Иными словами, хирурги совершили ошибку.
Я верю в то, что сам по себе этот случай был крайне неожиданным для них. В отличие от первой операции Хирург не зашел ко мне в реанимацию, а когда меня подняли в палату, не пришел ставить вакуум-насос на дренаж (его поставил ассистент). Я понял, что Хирургу очень не хочется объясняться со мною. Тем не менее минут через пять после ассистента он все же пришел. Если бы он был сукиным сыном, то у него было два варианта отбрехаться.
Во-первых, перед операцией я подписал два документа, в одном из которых согласился с тем, что в ходе операции могут быть осложнения, а во втором с тем, что в ходе анестезии могут быть осложнения. Считаю подобные документы позором медицины, но они введены во всех больницах. И Хирург мог запудрить мне мозги медицинской терминологией со ссылкой на то, что я сам согласился с таким рискованным вариантом развития событий. (Потом прочел в своем выписном эпикризе: «23.07.2009 рестернотомия: ушивание дефекта стенки маммарного шунта».)
Во-вторых. Сам Хирург наверняка делал только самую ответственную часть операции, остальное делали ассистенты, и он мог свалить вину на подчиненных.
Однако Хирург не сделал ни того ни другого. Он честно развел руками:
— Я не знаю, как это произошло. В моей практике ничего подобного никогда не было. Это какое-то наваждение, и я по-другому не могу это объяснить. (Кстати, в этот день было солнечное затмение.)
Мне даже стало его жаль, хотя у меня никаких оснований к этому не имелось — вторая операция здоровье мне никак не улучшила. Однако не ошибается тот, кто не работает. Да, ошибаться нельзя, но жизнь есть жизнь. Да, прощать ошибки тоже нельзя, но отнестись к ним с пониманием можно, а в случае с добросовестным и честным работником — и нужно. Скажем так — я отнесся к ошибке Хирурга с пониманием.