По крайней мере, «Норкит» позволил мне заниматься по программе повышенного уровня. Однако вследствие начавшегося у меня романа с прелестной и умной девушкой из нашей группы (да-да, 10 с чем-то процентов моего существа вполне готовы откликаться на женскую привлекательность), полного равнодушия к учебе и отчаянной первой любви, которая так запутала мою жизнь в «Аппингеме» и еще продолжала сжигать меня изнутри, я становился все менее ответственным, предсказуемым и способным на что-то надеяться.
Ужасное это дело — оглядываться назад и понимать, что вырос ты в своего рода позолоченном веке. Тускневшем, но тем не менее позолоченном. 1970‑е принято изображать серыми, безотрадными, умученными гиперинфляцией, обремененными неудачами, забастовками и внезапными вспышками классовой борьбы. Конечно, когда вы смотрите какую-нибудь серию «Суини»{30}, вам трудно приравнять сыгранного Джоном Тоу угрожающего, скрипящего зубами, хлещущего виски, дымящего сигаретами, плюющего на условности детектива Джека Ригана из Летучего отряда к неубедительно изображающему оксфордский выговор, любящему кроссворды и классическую музыку, водящему классический «Ягуар», одетому в твид инспектору Морсу, который появился одно поколение спустя{31}. Брутальный реализм первого сериала никак не вяжется с уютной белибердой второго, и это проливает свет на многое. Подобным же образом великолепная уравновешенность сериала «Вверх и вниз по лестнице»{32} сильно выигрывает в сравнении с жутким снобизмом и прилипчивым noblesse oblige[9] ужасного «Аббатства»{33}. Говорю это и чувствую себя виноватым: у меня есть друзья-актеры, которые играют в этом фильме, и играют великолепно, однако против правды не попрешь.
В музыкальном же отношении 1970‑е были поразительны даже для человека вроде меня, не особенно привязанного к поп— или рок-музыке. Скажем, начало 1973‑го резко отличается от его конца — и в музыке, и в моде. Явились облегающие, слегка расклешенные от колен брюки, а широкие клеши откланялись. Каждую неделю вы могли видеть в программе «Top of the Pops» молодых Элтона Джона, Дэвида Боуи или Марка Болана (а возможно, и Гари Глиттера с Джимми Сэвилом), не говоря уж о группах наподобие Mud, Slade, Wizzard, Roxy Music и о мириадах причудливых юмористических песенок и эклектических миксов. Однако миром правили гиганты альбомных записей — Led Zeppelin, The Rolling Stones, The Who, Pink Floyd, Genesis, Yes… несколько лет спустя разразился панк — все это на расстоянии в паре ударов сердца от распада The Beatles. За двадцать пять лет, прошедших между появлением рэпа и нынешним днем, музыка — если только мой слух не изменил мне — не претерпевала ничего подобного тогдашней замечательно быстрой, будоражащей воображение, красочной и фундаментальной смене стилей. Эсид-хаус, транс, гаражный панк и прочая электронная танцевальная музыка проистекали из хип-хопа, сменяя друг друга и образуя более-менее неразрывную последовательность. Фотография одетого по моде 1990‑х восемнадцатилетнего молодого человека ничем не отличается от фотографии восемнадцатилетнего молодого человека, одетого по моде двадцать первого века.