Семейство свое погрузил он в гиг, и поехали они к церкви. Поп жил во флигеле.
Дверь открыла Попадья – баба вздорная и глупая.
– Вам всем чего? – спросила она. – Убирайтесь, крысиное племя. Ты чего расставилась, подстилка вражеская? Приплелась с басурмановым отродьем в честный дом, гадина? А ты чего выставил на меня свои хлопалки? Поди, поди.
– Надо поговорить с Попом, – сказал Шустрый, и Пацан перевел.
– Я этого ничего не знаю, и батюшка не знает. Ишь, повадились.
Шустрый поднялся на крыльцо и попытался Попадью отстранить. Она заверещала, но тут в гридницу вышел сам Поп. Выглядел он благодушнее, чем обычно – наверное, успел выпить и поесть.
– Тише, женка, тише, – сказал он. – Не ярись так, капундра моя жупёлая. Вам чего, басурманы?
Шустрый вынул из кармана деньги и показал Попу.
– Приму веру, а потом женюсь.
Пацан перевел.
– Завтра, – сказал Поп. – Нет, не завтра. Через неделю. Через месяц. Через сто лет. Пошел вон. Проклятый басурман.
По последнему слову Шустрый определил смысл всего остального.
– Здесь пятьдесят денариев, – сказал он.
Поп, намерившийся было и дальше ругаться, запнулся. И сказал:
– Нет свидетелей. Да и церковь надо открывать.
Пацан перевел.
– Завтра будет поздно, – сказал Шустрый. – Святой отец, не берите грех на душу.
Пацан дважды запнулся, переводя – не хватало слов. Но Поп уловил мысль.
– Учить меня собрался? – спросил он, набычась.
– Завтра женщин увезут. Никто из них актрис делать не собирается.
Пацан удивленно посмотрел на Шустрого. Шустрый сказал:
– Переводи, жопа.
Пацан перевел. Поп воззрился сперва на Пацана, а потом на Шустрого. Помолчали, а затем Шустрый добавил только одно слово, которое и переводить-то не нужно было (а Пацан и не знал, как его переводить):
– Бордель.
Поп переменился в лице. Попадья приготовилась закричать, но он схватил ее за волосы и сказал:
– Иди спать, кобыла старая косматая. Глаза б не глядели. Иди, говорят тебе!
Попадья втянула голову в плечи и ушла.
Поп еще немного постоял, а потом оборотился и потопал куда-то вглубь дома. Шустрый понял, что нужно идти за ним – и пошел. За ним пошел Пацан, а за Пацаном Полянка с Малышкой на руках.
Комната, куда их привел Поп, похожа была на кабинет, только книг было мало. Поп оперся массивным своим задом об письменный стол, посмотрел на Шустрого, и сказал, глядя на ассигнации, которые Шустрый сжимал в кулаке:
– Это все, что у тебя есть?
Пацан перевел.
Шустрый закатил глаза, вздохнул, и сказал:
– Есть еще столько же. Принести?
Пацан перевел.
Поп мотнул головой.
– Спрячь в карман.
Выслушав перевод, Шустрый уставился недоуменно на Попа.