— Но нас не прельщает память, которую хочет оставить по себе Советская Армия! — запальчиво бросил оратор в зал.
— Значит, вам больше по сердцу взорванные мосты — память, оставленная по себе Гитлером? — громко, чеканя каждое слово, спросил Зепп Люстгофф.
Раздался смех, загремели аплодисменты. Оратор растерянно глянул в сторону президиума и, что то бормоча, торопливо оставил кафедру.
Гельм энергично пробирался к помосту. «Я отвечу этой разжиревшей скотине. — думал он. — Я отхлещу его поросячью морду своими словами». Став у стола президиума, он поднял руку.
Люстгофф заметил его, поощрительно улыбнулся и позвонил.
— Слово имеет товарищ Гельм, — объявил он.
Гельм остановился у кафедры, оглядел собравшихся в зале. Взгляды всех сосредоточились на нем. Люди ждали. Им нужно было сказать идущее от души, живое слово. Не жевать же холодные и книжные слова, как это сделал розовенький господинчик в пенсне! Так много накопилось в эти дни мыслей и чувств! С чего же начать? Что самое главное? В Вене много таких, как Гельм; они должны призадуматься. Обратить к ним свое слово, выкрикнуть жгучую боль души: «Да! Я, литейщик Фридрих Гельм, был разорителем городов, убийцей. У меня не хватило мужества в свое время сказать «нет» тем, кто вложил в мои руки оружие для преступной цели. Это непоколебимое «нет» еще придется бросить в лица тем, кто пытается сейчас разжечь пламя новой войны. Нет!»
Пауза перед речью затянулась. В зале раздалось несколько поощрительных хлопков. Товарищи хотели помочь Гельму собраться с духом. А Гельм все еще не знал, с чего начать свою речь Он переступил с ноги на ногу, взглянул на Люстгоффа. Тот ответил внимательным и серьезным взглядом. Зепп, как и все в зале, ждал от Гельма сильных и веских слов. И вдруг в дальнем углу зала, у окна, из которого была видна дворовая вишня, в наступившей тишине прозвучал смех. Он был издевательским, ехидным, злым. Гельм вздрогнул, как ужаленный; в углу зала мелькнула зеленая шляпа, украшенная множеством пестрых альпинистских значков. Жгучий гнев наполнил все существо Гельма. Он поднял над головой кулак и опустил его на кафедру.
— Нет! — выкрикнул он во весь голос так внушительно и строго, так страстно, что все присутствующие в зале встрепенулись. Зеленая шляпа исчезла. — Нет! — понизив голос, повторил Гельм. — Мы не будем рыть больше окопы, которые разделят народы на враждующие лагери. И нет в мире силы, которая бы заставила нас это сделать вновь. В чьих руках факел, опрашивал господин из «фолькспартей». Кто держит его, чтобы зажечь новое пламя? Он в руках тех негодяев, которые научились из трупов и костей погибших делать звонкую монету. Мир захлебнулся в крови, зато сейфы этих негодяев полны золота. Крупицы его сыплются в кошельки прислужников поджигателей, которые пишут клеветнические статьи, выступают с медовыми речами, пытаются освистать слова правды. Но глаз наш зорок, ухо чутко и решимость тверже стали. Ни убедить, ни уговорить, ни освистать нас им не удастся. Мы уже посмотрели и на восток и на запад. На востоке восходит солнце. Мы хотим жить под его лучами. Дорога к этому солнцу для нас лежит через мост на Шведен-канале!