— Модели для перил и деревянные опоки.
— Сколько опок?
— Штук пятнадцать. Я сейчас запишу, каких размеров.
— Хорошо, завтра их получите. Опоки сделают наши плотники. Модели для перил мы закажем. Пришлю в ваше распоряжение три грузовые машины.
Глаза Малера просияли.
— Это прекрасно! Сразу виден советский размах!
Александр Игнатьевич улыбнулся столь скромным представлениям о советском размахе.
— Всем этим будете распоряжаться вы, товарищ Малер. На время производства нужных нам материалов я назначаю вас руководителем мастерской.
Малер замер на месте и долго смотрел на Александра Игнатьевича изумленными глазами. Затем он порывисто схватил руку Лазаревского, крепко ее пожал.
— Спасибо за доверие, товарищ инженер! Можете не сомневаться, я оправдаю его. А машины — это очень хорошо! Одна будет доставлять землю, а две мы отдадим Люстгоффу для сбора лома по городу. Ведь все, кому дорог мост на Шведен-канале, откликнулись на призыв Зеппа собирать для вагранки лом. Только успевай привозить!
Когда Александр Игнатьевич и Малер вышли из мастерской во двор, девушка на крыше, окончив работу, стала у фонаря и, глядя на солнце, щурясь от его ярких лучей, запела:
Ах, апрель, веселый месяц,
Ах, апрель!
Легкое весны дыханье,
Птичья канитель…
Это была Рози. Стоя на крыше, она смотрела на недалекий Флоридсдорфский мост и внимательно вглядывалась в каждую машину, появлявшуюся на нем. Она ждала Гельма с очередной партией лома. Завтра у нее радостный, торжественный день, поэтому песенка звучала сегодня особенно легко и звонко.
…Пошевеливая усами, дядюшка Вилли попросил Александра Игнатьевича зайти за перегородку, где помещалась крохотная кухня «Веселого уголка». Переминаясь с ноги на ногу, толстяк заговорил, глядя на пол:
— Я, товарищ майор, прошлый раз просил вас о надписи на фонарном столбе или на перилах: «Сделано в мастерской Вильгельма Нойбауэра, Флоридсдорф».
— Помню, — ответил Александр Игнатьевич. Ваша просьба будет удовлетворена.
— Ах нет, товарищ майор! Я очень прошу вас не делать этого.
— Почему? — Александр Игнатьевич внимательно всмотрелся в смущенное лицо дядюшки Вилли: «Что еще надумал этот толстяк?»
— Не нужно, товарищ майор… Я прекрасно без этого обойдусь. Мне даже совестно, что я просил вас.
— А что произошло? Почему вы отказываетесь от возможности создать мастерской рекламу?
— Мне мое имя дороже рекламы. Пусть в этой мастерской после того, как сделают все нужное для моста, снова будет пусто и поселится сова. Я не хочу зарабатывать на мосте. Все мои товарищи отдают делу душу, а я… Нет! Я хочу быть вместе с ними, как и в то время, когда работал слесарем на паровозостроительном заводе. Я доволен тем, что у меня есть, и не хочу большего. Правильно говорил Пауль Малер: «Вилли, золото течет рекой не у твоих берегов. Ты до конца своих дней будешь считать медные гроши». Пусть никто, кроме нас, и не знает об этом… Выпьем, товарищ майор, по стакану вина за мост на Шведен-канале!