— Ну и как, получается? — спросил Андрей.
— Уже получилось, — сказала Рита, и вдруг рассмеялась. — Сено-то какое… щекотливое. Я ужас как боюсь щекотки.
— Но, по крайней мере, тепло? — спросил Андрей.
— Еще не знаю, — сказала Рита.
Они опять надолго замолчали, и опять первой заговорила Рита.
— Я хочу вас спросить… еще один вопрос, — сказала она. — Там, в том кафе… этот Красавчик назвал вас писателем. Вы что же, и вправду писатель?
— Да нет. Какой там писатель? Журналист.
— Ух, ты, — сказала Рита. — Первый раз в жизни разговариваю с настоящим журналистом! А журналист — интересная работа?
— Нет, — ответил Андрей. — Омерзительная.
— Тогда зачем же вы этим занимаетесь?
— Точно такой же вопрос я задаю себе и сам. Но… Знаете, когда тебе за сорок, то менять уже ничего не хочется. Ни работы, ни жены, ни места проживания, ни привычек, ни… Короче говоря, ничего.
— Почему?
— Почему? Наверно, потому, что уже бессмысленно. И чем ты старше, тем бессмысленнее.
— Я не понимаю…
— Это потому, барышня, что вам — всего шестнадцать. Вот когда вам будет сорок один…
— Мне иногда кажется, что мне совсем не шестнадцать, а целая тысяча лет. Как, например, сейчас. И еще мне сейчас кажется, что и вам не сорок один год, а также тысяча лет. И что мы — ровесники. И что кроме нас на всей земле больше никого нет. И что именно от нас зависит, будет ли кто-нибудь жить на земле, или мы с вами так и останемся — первыми и последними…
— А вот теперь, барышня, я не понимаю вас.
— Меня зовут Рита, и мне страшно жить на земле одной. И — холодно… Одиночество создано из холода и страха. Холод и страх — и больше ничего… Можно, я приду сейчас к тебе? И тогда мы будем вдвоем, и ты меня согреешь, и мне не будет страшно…
— Рита…
— Что?
— Мне — сорок один год. У меня дочь старше тебя на два года…
— Неправда. Зачем ты мне врешь? Нам с тобой — по тысяче лет. Мы — единственные люди на всей земле. Целую тысячу лет — все одни и одни… Сегодня ты спас меня от смерти. На меня напало жуткое чудовище… саблезубый тигр, а ты меня — спас. Зачем же ты меня спас, если мне — по-прежнему холодно и одиноко? И тебе тоже — холодно и одиноко… это — неправильно. Согрей меня, пожалуйста. А я — согрею тебя…
— А говоришь, что ты не проститутка… — брякнул Андрей, и тут же пожалел о сказанном.
Но Рита ничего не ответила. Она зашуршала сеном, и Андрей услышал, что она идет к нему. Она подошла, несколько мгновений постояла, опустилась на колени, затем легла рядом и свернулась калачиком. От ее тела веяло теплом и пахло дождем и летним лугом.
— Рита, — в третий раз сказал Андрей.