После теплых земных тонов и ярких красных и зеленых красок Аризоны белый цвет подавлял ее, и она изо всех сил пыталась с этим бороться.
– Ты слышала, что я сказал? – Роджер неловко стоял в дверях, как будто никак не мог решить, входить ему или нет.
Марион равнодушно посмотрела на него, не подавая никаких знаков, которые могли бы облегчить ему его решение.
– Я тебя слышала, – ответила она и залпом допила бренди, которое еще оставалось у нее в бокале.
– Я думал, что ты будешь с ним рядом.
– Как видишь, не успела.
– С тобой все в порядке, Марион? Ты не очень… – Его голос затих, на лице были написаны искренние переживания. Она это ненавидела.
– Возвращайся к своей официантке, Роджер. Ты мне здесь не нужен.
На этот раз он не стал слушать, что она говорит, и вошел в комнату.
– Ты что, научился сам принимать решения, пока меня не было? – Марион изогнула одну бровь.
Его лицо скривилось, и женщина поняла, что ее укол попал прямо в цель.
– Я знаю, Марион, что у тебя было непростое время… – мужественно начал он.
– Прекрати.
– Я знаю, что тебе сейчас очень больно. Прости, я больше не могу быть твоим мужем, однако я подумал… я подумал, что мы можем остаться друзьями.
– А зачем мне друг?
– Я знаю, ты любила его, – голос Роджера звучал хрипло. – Я тоже его любил, Марион. Он был моим другом, моим учителем… Мне будет сильно его не хватать. Даже представить себе не могу, как тебе, должно быть, больно. – Эмоции захватили его, и, прежде чем он взял себя в руки, Марион увидела слезы у него в глазах.
Она равнодушно смотрела на него. Ей тоже надо бы заплакать. Почувствовать хоть какое-то горе и печаль. Но она ничего не чувствовала, кроме льда, который тек по ее венам и превращался в снежный комок у нее в животе. Вот уже два дня она не чувствовала ничего, кроме этого льда.
А иногда, когда он ломался, перед глазами у нее проносились вещи, которые она хотела забыть.
Роджер сделала шаг вперед. Он хорошо выглядел в этом своем костюме, и в хрустальном канделябре отражались его красивые светло-коричневые волосы и элегантные черты лица, напоминавшие римских патрициев. Он родился с серебряной ложкой во рту[85] и сейчас являл собой квинтэссенцию изящества, благородства и классового превосходства.
Первый раз она увидела Роджера, когда в развевающемся белом платье спускалась по главной лестнице дома своих родителей, чтобы принять участие в бале, посвященном ее восемнадцатилетию. Роджер стоял рядом с Полковником в парадном мундире и смотрел на нее ошарашенным взглядом, в то время как в канделябрах отражались многочисленные медали, покрывавшие его грудь. Все ждали, что она окинет взглядом весь зал с высокомерием герцогини, которой только что были дарованы королевские привилегии, а вместо этого она не могла оторвать взгляда от Роджера. Она подумала, что за ней приехал принц, чтобы увезти ее.