– Пойдем внутрь? – нетерпеливо спросил Вовка.
В домике горело всего одно окно, на первом этаже.
– А ты уверен, что они здесь одни живут? – шепнул Григорьев.
Обычно, стоило приблизиться к нужному человеку, как набухало под сердцем тяжелое, неприятное чувство. Сразу хотелось все бросить и уехать куда-нибудь подальше. Сопротивлялось зло, чтоб его. Приходилось терпеть, преодолевать, делать первый шаг, наносить первый удар. Потом обычно становилось легче.
Но сейчас ничего такого не было. Где-то стрекотали кузнечики. Ночь скользила прохладой по уставшему телу. Хотелось спать.
– Я не знаю. Давай посмотрим, а? – И Вовка ухватился за забор, подтянулся и перевалился на другую сторону. Только затрещал едва слышно под руками хмель.
– Чтоб тебя… Вовка! – зашипел Григорьев и увидел, как сын крадется мимо «Волги», огибая полукруг света.
Полез сам, чертыхаясь, едва не упал, запутался в хмеле, оцарапал руку.
Ну, черт! Ну не удержусь, вспылю по первое число! Давно пора!
Догнал Вовку у самых дверей, схватил за запястье, сжал крепко:
– Нельзя так!
А Вовка обернулся, сверкнул большими зелеными глазищами и зашипел в ответ:
– Почему нельзя, почему? Я только одним глазом! Тебе показать же!
– А если нас заметят?
– Сбежим! Это же так просто!
Просто ему! А Григорьев чувствовал, что если побежит сейчас, то боль в коленках не пройдет никогда. Так и свалится где-нибудь помирать. Но руку Вовкину отпустил, шепнул, успокаиваясь:
– Черт с тобой! Показывай! Только я первый!
Взялся за ручку. Никто и никогда не закрывает в летних домиках дверь. Да и придет ли кому в голову, что сюда могут зайти? Все же отдых, юг, отпуск, море… Беспечное поколение.
Конечно, дверь отворилась. Григорьев зашел в узкий коридор, нащупал взглядом квадрат света, льющийся из комнаты справа. Вовка юркнул следом, засипел громко носом.
«А если и вправду чистить надо, – подумал Григорьев мимолетом, – то что? Что я буду делать? У меня ни сумки, ни инструментов…»
Но он не успел домыслить. В коридор из комнаты вышла женщина. Та самая. Рыжая и кучерявая. Лет, наверное, под сорок, хотя и моложавая. Григорьев брезгливо отметил, что у нее черные набухшие мешки под глазами, чрезмерно напомаженные губы и безобразная, вульгарная одежда. Женщина, видимо, старательно пыталась выглядеть моложе своих лет, но, как это часто бывает, излишнее желание вызывало обратный эффект.
Женщина застыла на мгновение, потом вдруг спросила:
– А вы соседи, что ли? – И, щелкнув зажигалкой, закурила. – Не дадите даме пройти?
Вдобавок ко всему, она была совершенно, как говорится,