— Что со мной? — проговорила я.
— Вы пять часов были в обмороке. Я нарочно не приводил вас в сознание. Вы же отдохнули немного, не так ли?
— Как сказать, — произнесла я с сомнением. — Я, кажется, очень слаба.
— Это естественно. Вы очень много крови потеряли. И еще не скоро подниметесь с постели.
— А вы… вы давно здесь, господин доктор?
— Почти пять часов.
— Как же вам удалось так быстро приехать?
— Брике разыскал меня у графини де Лораге. Благодарение Богу, что я был так близко.
— Что, разве я была так слаба?
— Вы истекали кровью. Ваш обморок — как раз следствие кровопотери. Мне пришлось наложить столько швов, а вы этого даже не почувствовали.
Я попыталась улыбнуться.
— Но ведь теперь все хорошо, да, господин д’Арбалестье?
— Да. Это просто чудо какое-то. Вам повезло, мадам.
Я упала на подушки и снова улыбнулась. Мне нравился доктор д’Арбалестье. Он напоминал мне чем-то Эсташа Лассона. У них даже очки были одинаковой формы, и это сходство успокаивало меня.
— Невероятный случай, — сказал он будто самому себе. — Я опишу его в парижском медицинском журнале. Невероятный случай стремительных родов… Похоже, что-то очень звало вашего сына на свет, мадам.
— Сына? — Я сразу ожила и снова привстала на локте. — С ним все хорошо, надеюсь?
— Да. Он цепкий мальчик. Я буду наведываться каждые два дня. За таким нетерпеливым ребенком стоит наблюдать.
— Я надеюсь, — прошептала я, — что ему не придет в голову еще чем-то нас поразить…
Вошла Маргарита. Вид у нее был чрезвычайно гордый, а на руках она, как священные дары, держала крохотный белый сверток.
— Целых шесть фунтов, — с улыбкой объявил доктор д’Арбалестье. — Это тоже рекорд для семимесячного.
Маргарита осторожно положила ребенка рядом со мной, и я в первый раз, не без некоторой робости, взглянула на личико своего нетерпеливого сынишки. Он был весь спелёнутый, как крохотная мумия, и, честно говоря, сейчас далеко не блистал красотой, был даже страшненький, как все недоношенные младенцы, но выглядел чрезвычайно умилительно. Я склонилась, нежно коснулась губами его щечки.
— Скоро ему захочется кушать, — сказала Маргарита. — Повивальная бабка помазала ему язычок медом, чтобы у него появился аппетит.
Это был деревенский бретонский обычай. Я видела, как иронично сверкнули глаза доктора за стеклами очков.
— Ах, Боже мой, — прошептала я, — у меня опять нет молока.
— Чепуха, — заявила Маргарита. — Ни одна знатная дама не станет сама кормить ребенка. В округе найдется с десяток бретонок, которые сочтут за честь быть молочной матерью будущего герцога дю Шатлэ. Правильно я говорю, господин доктор?