— Вам не кажется, сир, что это уже чересчур? — спросила я с крайним отвращением, упираясь локтем ему в грудь. — Пожалуй, вы опозорите не только себя, но и весь Неаполь своим поведением.
— А что мне Неаполь, любезная синьора? Разве я тут управляю? — прошептал он мне прямо в лицо, сжимая так, словно хотел дать ощутить свое превосходство в физической силе. — Мы в Неаполе не управляем, а развлекаемся. Наше поведение давно нас опозорило. Мы, Фердинанд IV, — государь простой и необразованный, что нам за дело до позора Неаполя!
На подобную логику у меня не нашлось ответа. Он бы мог задушить меня, если бы захотел, и я вдруг поняла, что ему абсолютно незачем удерживаться от насилия, — это унизительно и недостойно для других королей, но он давно отсек подобные сомнения.
— Я очень рада, что нашла вас, сир! — раздался суровый и громкий женский голос.
Я оглянулась туда, откуда он донесся. Фердинанд вздрогнул, и, хотя его руки еще не разжались, я почувствовала, что произошло то, чего он никак не ожидал.
На тропинке, посыпанной песком, у самого входа в беседку стояла женщина. Высокая, статная, с поистине царственной осанкой, в полумаске, закрывающей глаза, она казалась живым воплощением богини правосудия Фемиды. Лунный свет золотил ее белокурые, пышные, чуть напудренные волосы, белую кожу плеч, свойственную всем рыжеватым блондинкам, и светлое платье, живописно струящееся вниз. Женщина медленным жестом подняла маску, и я почти вскрикнула от ужаса — будто живая Мария Антуанетта стояла передо мной…
— Карета ждет вас, сир, — так же сурово объявила женщина. — Прошу вас последовать моему совету и отправиться домой, иначе я боюсь, что охоту, назначенную на завтра, придется отменить.
Руки Фердинанда опустились, шумный вздох вырвался из груди. Широкими шагами он вышел из беседки.
— Но как это может быть, Каролина? Разве вы не сказали мне, что принимаете сегодня французского посла?
— Сир, — холодно отвечала женщина, — сердце говорило мне, что я нужна буду вам здесь, и я пришла.
Она сделала властный жест, который я сочла недвусмысленным приказанием удалиться. И Фердинанд IV повиновался. Он двинулся прочь, и я глазами проследила, как скрылась его фигура во мраке. Я облегченно вздохнула. Будь он проклят, этот Носатый!
Потом мой взгляд вернулся к женщине. Я уже догадалась, что это королева, Мария Каролина Габсбургская и Лотарингская, старшая сестра Марии Антуанетты. Они были похожи. Эти светлые волосы, голубые глаза, белая кожа уроженок Австрии. Только Мария Антуанетта в пору своего величия была легка, весела, легкомысленна, грациозна. Позже, в тяжелые дни, она стала такой, какой сейчас казалась Мария Каролина, — суровой, властной, надменной, холодной.