Вивьен думала, что чека будет довольно, но, очевидно, Долли все-таки отправила письмо с фотографией и упомянула в нем Джимми. Глупая, глупая девчонка. Вообразила, будто придумала хитрый план. Доктор Руфус упомянул, что она считает свою затею безобидной, однако Долли просто не знала, с кем имеет дело. Генри, ревнующий Вивьен к старику-газетчику, с которым она поздоровалась на ходу. Генри, не позволяющий ей с кем-нибудь дружить или заводить детей, потому что ее время должно принадлежать ему одному. Генри, через свои связи в министерстве способный выяснить что угодно о ком угодно. Убиравший неугодных чужими руками за ее деньги.
Вивьен резко села, хотя от боли из глаз посыпались искры, набрала в грудь воздуха, оттолкнулась от кровати и встала. О счастье! Она, по крайней мере, могла ходить. Собственное лицо в зеркале ее напугало: с одной стороны запеклась кровь, глаз уже начал вспухать. Вивьен чуть повернула голову, и все разом отозвалось болью. Ушибы еще не побагровели; завтра она будет выглядеть гораздо страшнее.
Чем дольше она стояла на ногах, тем легче было терпеть боль. Уходя, Генри запер дверь, но он не знал, что у Вивьен есть свой ключ. Она медленно подошла к тайнику за бабушкиным портретом, на мгновение задумалась, вспоминая комбинацию, затем повернула диск. В голове всплыли смутные воспоминания, как за несколько недель до свадьбы дядя возил ее в Лондон встретиться с адвокатами и осмотреть дом. Когда она осталась в спальне наедине с экономкой, та показала ей сейф за портретом и шепнула: «Даме нужно место для ее секретов». Вивьен не понравился старухин тон, но она всегда мечтала о собственном тайнике и запомнила совет.
Дверца открылась, и Вивьен достала ключ. Еще она взяла фотографию – подарок Джимми и отчего-то почувствовала себя чуть лучше. Потом закрыла сейф и поправила портрет.
Письмо лежало у Генри на столе – тот даже не потрудился его убрать. Оно было адресовано Вивьен, отправлено два дня назад и недавно распечатано. В этом и состоял роковой просчет Долли – Генри вскрывал всю почту своей жены.
Вивьен знала, что будет в письме, и все равно, пока она скользила взглядом по строчкам, сердце у нее отчаянно билось. Все как и следовало ожидать: слова почти добрые. Вивьен возблагодарила Бога, что бедная дурочка не поставила внизу своего имени и подписалась просто: «Друг».
При виде фотографии слезы подступили к глазам, а в сердце всколыхнулись отзвуки бесценных мгновений в больничной мансарде, той веры в будущее, что пробуждалась в ней при одном взгляде на Джимми, но Вивьен их сдержала. Никто лучше ее не знал: прошлое безвозвратно.