— Что? — воскликнул Джейми, и посмотрел на Мику. — Я бы никогда…
— Ты только что сказал, что если мужчина может иметь секс до брака, он использует женщину, а потом бросает ее ради следующей женщины.
— Да, вот почему ты женишься на первой же и предъявляешь свои обязательства перед Богом.
— Я люблю Аниту и никогда бы не бросил ее ради другой женщины. Мне не нужен Бог, чтобы определять для себя рамки приличия, и мне было бы крайне стыдно, если бы ты не женился на тете Берте, а в первую очередь трахнул ее, чтобы затем бросить ради другой.
— Я никогда… я не говорил этого!
Тетя Берти закричала:
— Как ты смеешь! Проси прощения у своего дяди! Он самый лучший человек, которого я когда-либо знала, и он никогда бы так не поступил.
— И Анита лучшая женщина, которую я когда-либо знал. Я уверен, что, даже не выходя за меня замуж, она никогда не бросит меня, чтобы просто хорошо потрахаться. Она любит меня не только из-за секса, не так ли, милая? — спросил он.
Не припомню, чтобы он называл меня милой, но я сказала единственное, что могла сказать:
— Да, я люблю тебя куда за большее, нежели просто за сногсшибательный секс.
Он улыбнулся мне, а затем снял солнцезащитные очки, которые снова надел, заходя в больницу. Он позволил тетке и дяде увидеть свои леопардовые глаза. Они попятились, задыхаясь. Потом тетя Берти, заорала:
— Его глаза! Он начинает меняться! О, Боже милостивый, помогите нам!
Полицейские в коридоре знали о его глазах, поэтому не потянулись за оружием, но тетя Берти этого не знала. Она была готова, чтобы Мику убили.
— Его глаза застряли в животном виде, Берти. Он не меняется, — сказал Эл.
Они с Джейми продолжали пятиться назад. Она повернулась к другим офицерам.
— Защищайте нас!
— Заместитель Гуттерман предупредил нас о леопардовых глазах Мики, — ответил старший патрульный. — Вас не нужно защищать от сына Раша, вашего племянника.
При других обстоятельствах он бы почти согласился с их отношением, но, также как и я, сообразил, что она была готова убить собственного племянника, прямо возле палаты его умирающего отца. Теперь, никто из полицейских, ставших свидетелями этой сцены, не будут благосклоннее к ним относится. Есть несколько черт, которых нельзя пересекать, а они только что это сделали.
Мика взял мою свободную руку в свою, и я сказала:
— Вы не пастухи, вы овцы. При первом же намеке на угрозу, бежите под защиту настоящих пастухов — полиции.
Старший произнес:
— Мы не пастухи, Маршал Блейк, мы овчарки. — Он усмехнулся, и это больше походило на оскал, нежели на улыбку.
Я кивнула, так как знала этот очерк. «Об Овцах, Волках и Овчарках» из книги по бою подполковника Дэвида Гроссмана.