«Пять рыб».
Их требования предстали перед ним во всей своей простоте, разумности и безусловной гуманности. Интересно, откуда у него такая уверенность, что их написала Джулиан? И все же ничего хорошего ждать не приходится. Что предлагают «Пять рыб»? Чтобы люди, вооружившись, захватили местные советы или пошли на штурм старого здания министерства иностранных дел? У группы не было ни организации, ни основы для власти, ни денег, не имелось никакого серьезного плана кампании. Самое большее, на что она могла рассчитывать, — это заставить людей думать, спровоцировать недовольство, поощрить мужчин не проходить тесты, а женщин — отказаться от очередного медицинского осмотра. Но что это изменит? Все эти обследования становились все более формальными по мере того, как умирала надежда.
Бумага была дешевой, а послание явно напечатано рукой непрофессионала. По-видимому, где-нибудь в церковном склепе или в удаленной лесной хижине у них спрятан принтер. Но как долго они смогут сохранять тайну, если ГПБ решит выследить их?
Он еще раз перечитал пять требований. Первое вряд ли обеспокоит Ксана. Страна едва ли с одобрением воспримет издержки и потрясения всеобщих выборов, но, если он все же их назначит, его власть будет подтверждена подавляющим большинством голосов независимо от того, хватит ли у кого-нибудь безрассудства выступить против. Тео спросил себя, каких из этих реформ он мог бы добиться, останься он консультантом Ксана. Ответ не вызывал сомнений. Он был бессилен тогда, а «Пять рыб» бессильны сейчас. Не приди год Омеги, люди были бы готовы сражаться и даже страдать за эти цели. Но не приди год Омеги, не было бы и этих проявлений зла. Есть смысл бороться, страдать, возможно, даже умереть за более справедливое, более благородное общество, но не в мире без будущего, где совсем скоро слова «справедливость», «сострадание», «общество», «борьба», «зло» станут эхом в пустом пространстве, которое некому будет услышать. Джулиан говорила, что бороться и страдать стоит даже ради спасения одного «временного жителя» или предотвращения депортации одного-единственного правонарушителя в штрафную колонию на остров Мэн. Но что бы ни сделали «Пять рыб», этого никогда не произойдет. Это не в их власти. Перечитывая пять требований, он чувствовал, как в нем симпатия, которую он вначале испытывал к этим людям, исчезает. Он убеждал себя, что большинство мужчин и женщин, этих людей-мулов, лишенных наследников, все же несут свою ношу печали и сожаления со всей стойкостью, на какую только способны. Взамен они изобретают какие-нибудь удовольствия, потакают своему маленькому личному тщеславию, с достоинством относясь друг к другу и к тем «временным жителям», с которыми им приходится встречаться. По какому такому праву «Пять рыб» стремятся навязать этим лишенным всего стоикам ненужное бремя героической добродетели? Он отнес листовку в уборную и, аккуратно порвав ее на части, спустил в унитаз. Глядя, как обрывки бумаги исчезают в бурлящем водовороте, он на секунду, не больше, пожалел, что не может разделить страсть и глупость, связавшие воедино это жалкое, беззащитное братство.