Стол, накрытый в зимнем саду, поразил меня своим обилием: сандвичи с паштетом, булочки домашней выпечки и кекс с цукатами и орехами, который внесли на подносе, покрытом свеженакрахмаленной льняной салфеткой. Такие же маленькие салфетки предложили нам. В голову пришло слово «изысканность». Я узнал салфетку: Хелена вышивала ее незадолго до того, как ушла от меня. Значит, эта тщательно выполненная вышивка — часть ее приданого, немой свидетель адюльтера. Был ли этот изысканный пир — я помедлил, подыскивая новое уничижительное прилагательное, — рассчитан на то, чтобы произвести на меня впечатление, показать, какой хорошей женой она может быть мужчине, который по достоинству оценивает ее таланты? Для меня было очевидным, что Руперт высоко их ценит. Он чуть не млел от ее материнской заботы. Возможно, будучи художником, он воспринимает такую чрезмерную заботливость как должное. Зимний сад, подумал я, будет уютным весной и осенью. Даже сейчас, всего с одним обогревателем, в нем сохранялось приятное тепло. Сквозь стекло мне было видно, что хозяева как следует потрудились в саду. Шпалеру из колючих розовых кустов, закутанных у земли мешковиной, поддерживали аккуратные, похожие на забор подпорки, словно олицетворявшие надежность, комфорт, удовольствие. Ксан и его Совет одобрили бы это.
После чая Руперт ненадолго исчез в гостиной. Возвратившись, он протянул мне листовку. Я сразу узнал ее. Она была точно такой же, как та, что «Пять рыб» просунули мне под дверь. Сделав вид, что вижу ее впервые, я внимательно прочел листовку. Руперт, казалось, ждал моей реакции. Когда же ее не последовало, он произнес:
— Они здорово рисковали, ходя от двери к двери.
Я стал говорить, поймав себя на том, что, возможно, выдаю себя, и раздражаясь оттого, что не могу держать язык за зубами:
— Они бы не стали так делать. Это ведь не приходской журнал, правда? По-видимому, листовки разносил один мужчина или одна женщина, может, на велосипеде, а может, пешком, — просовывали их в двери, когда вокруг никого не было, оставляли на автобусных остановках, засовывали под дворники на припаркованных машинах.
— И все же это рискованно, не правда ли? — заметила Хелена. — Особенно если ГПБ решит устроить на них охоту.
— Не думаю, что их это встревожит, — возразил Руперт. — Никто не воспримет этого всерьез.
— А вы восприняли? — спросил я.
Он же, в конце концов, не выбросил листовку. Вопрос, прозвучавший резче, чем я намеревался, смутил его. Он бросил нерешительный взгляд на Хелену. Уж не разошлись ли они во мнениях по поводу этой листовки? Возможно, это их первая ссора. Но я был настроен оптимистично. Если бы они повздорили, то наверняка бы уничтожили ее при первой же попытке к примирению.