— Не нужно, — отозвался пленный, скрещивая на груди связанные руки и склоняясь почти до земли, — этого не нужно, великий господин, так как от могучего царя, свергнувшего правителей Витшаянагара, затмившего своими подвигами князей рода Тшалукиа, перед которым дрожат все неверные от Гималаев до островов, я ничего не скрою, я пришел сказать ему обо всем, что он хочет знать.
Гайдер-Али пытливо смотрел на пленного. Его взгляд выражал даже изумление, смешанное с известным благоволением, так как в благородном серьезном лице незнакомца он видел почтение, но ни малейшего страха.
— Ты говоришь языком моего народа, — удивился он. — Кто ты и откуда пришел?
— Имя мое Самуд, господин, — отвечал пленный, — я жил на границе твоего государства, на земле, отнятой неверными, но принадлежащей тебе… Отец мой в молодости служил в твоем войске, потом торговал с неверными, наживая деньги. Мать моя — европейская рабыня, она досталась отцу во время войны, и он взял ее в жены, когда она приняла истинную веру.
— Ты магометанин? — спросил Гайдер-Али, и глаза его сверкнули, точно он хотел проникнуть в душу пленного.
— Да, высокий господин, из самых верных и преданных… Когда мой отец умер, я продолжал торговлю. Моя деревня, как я слышал, разрушена твоей благословенной рукой… Мое имущество, правда, тоже погибло, но я охотно его теряю, так как с ним погибли и жившие там неверные. Я уехал на север, чтобы отвезти сандальное дерево и золотой песок в Бенгалию, на обратном пути я узнал, что ты поднял священное знамя для изгнания англичан из страны, принадлежащей тебе по праву. Сердце мое возрадовалось, я поспешил сюда принять участие в священной войне, но меня схватили, требовали сведений о том, что здесь делается, и грозили пытками, если я откажусь их сообщить.
— А ты что отвечал? — спросил Гайдер-Али.
Насмешливая улыбка скользнула на губах пленного.
— Разве я мог бы служить тебе, если б мои кости изломали в пытках? Я отвечал…
— Так ты предал меня, несчастный, когда сам признал меня своим законным властителем… меня, защитника твоей веры?
— Нет, великий господин, ничего такого я не сделал, я служил тебе, как умел… Разве предписано говорить правду неверным? Разве не священный долг магометанина обманывать их? Я их обманул, я сказал им не то, что знал.
— А что именно?
— Губернатор Уоррен Гастингс сам допрашивал меня, и я сказал, что твоя армия слабосильна, что низам гайдерабадский угрожает тебе с тыла и ты только потому так далеко проник, что в Мадрасе тебе не дали достаточного сопротивления. Я уговаривал их собрать здесь все войска, чтобы нанести тебе тяжелое, решительное поражение, и они последовали моему совету: собрали, сколько могли, людей и пушек и отправили их морем в Мадрас, так что там, в Калькутте, они почти беззащитны, если восстанут набоб Ауде и другие князья. Все военные силы их на море и должны с минуты на минуту прибыть в Мадрас.