Однажды Асадчий завалился поздно в районный ресторан, и хотя гостей уже в зале не было, да и кухню уже погасили, приказал, чтобы для него мясо поджарили и огурцы с водкой подали. Стали снова разводить огонь и в углу накрывать для него стол. Подавать ему стала Наташа.
— А где Раиса?
— Уже домой ушла, — соврала официантка.
— А ведь еще время не вышло!
— Так у нее сынишка приболел, — опять соврала она и, увидев, что он намеревается встать и пойти ее искать, еще игриво добавила: — А чем я-то вам не нравлюсь?
— Нравишься, нравишься… — И он направился в контору заведующей. Раиса еще не успела уйти, хотя уже оделась. Глаза их встретились.
— Ну что, бежишь от меня? Подавать мне не хочешь?!
— Да если вам так нравится, сейчас я подам, — решила она избежать обострения.
— Ты мне нравишься! — преградил он ей дверь.
— А вы мне и еще того больше, — попыталась она отделаться шуткой, но тут же почувствовала, как он схватил ее за талию и прижал к себе. Он него пахло спиртным.
— Ну, полно, полно, люди кругом. Дайте-ка я вам ужин приготовлю…
Она еще не успела докончить, как он впился ей в губы поцелуем и стал сильно сгибать в талии, валя на диван.
— Наташа! — успела прокричать она.
В комнату вошли и увидели, что прокурор уже лежит на заведующей. Продолжать было невозможно, и он медленно поднялся, презрительно оглядел всех и прошипел:
— Брысь отсюда!
А затем поднял Раису и стал шептать ей на ухо:
— Приходи сейчас ко мне, я входную дверь нарочно закрывать не буду.
— Не приду, не ждите! — взорвалась Рая.
Не подходя к уже накрытому столу, Асадчий направился через зал к дверям, которые были уже заперты. Когда Раиса подбежала, чтобы открыть их, то услышала:
— Смотри, девка, зорко, чтобы вся бухгалтерия у тебя сошлась!
Такая фраза в устах районного прокурора означала, что быть ей заведующей осталось совсем недолго, и должна она только молиться, чтобы срока большого не получить.
В политическом лагере ты чувствуешь себя под прессом строгого режима и тяжелой работы, но окружающие люди понимают тебя и ты их. Здесь же, в ссылке, ты как бы на свободе, но ты чужой и совсем один. Мысли текут по замкнутому кругу, и ни у кого ты не находишь участия. Каждый человек, с которым сводит тебя здесь судьба, будит в тебе надежду, что, наверно, этот тебе будет близок. Но тщетно, ты снова один.
Как только я появился опять в ресторане, Рая вскоре снова оказалась передо мной и начала сама меня обслуживать. А затем, когда я закончил со своей котлетой, она попросила разрешения присесть рядом, и мы начали болтать обо всем, что приходило в голову. Было видно по выражению ее лица, что ей все интересно и необычно. Мне же хотелось слушать ее, чтобы глубже проникнуть в незнакомый для меня мир этой глуши. Я не хотел ее нагружать своими мыслями о политике, вряд ли она поняла бы меня. Да и было это опасно: то и дело ссыльных арестовывали за «антисоветскую агитацию» и давали новые сроки. Однако так уж была устроена советская действительность, что каких вопросов ни коснись, все приводит к политическим и социальным проблемам. Как только разговор приближался к этому, я старался разговор перевести на какие-нибудь смешные пустяки нашей жизни. Иногда мне это удавалось, и она заливалась смехом, и как это часто делают деревенские девчата, закрывала при этом лицо ладонями. Смешного в нашей жизни было мало, но, видимо, в молодости смеются просто от переполнения чувств. Иногда она становилась серьезной и просила меня рассказать о той довоенной жизни Петербурга, о русском царе и почему его расстреляли. «Ведь в школе все нам врали», — поясняла она.